– Вы, конечно, хотите позвонить в Гильден? – спросила она.
– Да. А откуда вы знаете?
Госпожа Кройц самодовольно улыбнулась.
– Ну как же, госпожа Лессинг. Вы обычно делаете это прежде всего.
– Это чтобы мама не беспокоилась.
– Очень хорошо с вашей стороны. Сейчас молодые люди не слишком-то часто помнят о таких вещах.
«Да, – подумала Катрин, – но не так уж много и матерей, которые на этом настаивают». Но этих слов она не произнесла, не желая портить хорошее впечатление, произведенное ею на госпожу Кройц.
Хозяйка пансионата проводила Катрин на третий этаж.
– Это та же комната, что и в ваш прошлый приезд, – заметила она. – Номер двадцать шесть.
– Очень хорошо.
Дощатые полы, покрытые стоптанным сисалевым ковром,[31] потрескивали под их ногами. Госпожа Кройц сначала открыла дверь комнаты, потом коробку с телефоном, стоявшую на ночном столике. Катрин сняла кожаную куртку и положила чемодан на постель. Комнату она знала. Это было спартански обставленное маленькое жилище, в котором стояли только односпальная кровать, ночной столик, стул и большой античного стиля шкаф. У окна колыхался белый тюль.
На каждом этаже пансионата было по такой комнате для одиноких приезжих. Катрин подозревала, что когда-то они предназначались для мальчиков на посылках. А маленькая душевая и туалет в одном из углов комнаты были, наверное, встроены позднее, отчего она казалась еще теснее, чем когда-то, в ее первоначальном виде.
Но для Катрин это не имело решительно никакого значения. Пансионат располагался в центре и отличался чистотой. Только это и было важно.
– Спасибо, госпожа Кройц, – сказала она и сразу подошла к телефону. Хозяйка пожелала ей приятно провести время.
Хельга Гросманн в Гильдене ответила немедленно.
– Катрин, ты? Что-нибудь случилось?
– Нет, кет, мама. Я уже на месте.
– Слава Богу! Я и не ожидала, что это будет так скоро.
– Я ехала без всяких происшествий. Надеюсь, не прервала ваш обед?
– О нет, мы еще не начинали.
– Дома ничего за это время не произошло?
– Ничего такого, чтобы обсуждать по телефону.
– Ну, хорошо. Я только хотела, чтобы вы знали о моем прибытии.
– Катрин, – заторопилась Хельга, словно опасаясь, что дочь сразу положит трубку, – какие у тебя планы?
– Я их еще не обдумала.
– Ведь заседание редакции начнется только во второй половине дня, так?
– Да, мама. В четыре.
– Тогда тебе следовало бы что-то перекусить, а потом прилечь, чтобы быть в форме, когда начнется работа.
– Да, мама. Скорее всего, я так и сделаю.
– А если вернешься в гостиницу поздно, то позвонишь, да?
– Я еще точно не знаю, в котором часу вернусь, мама.
– Неважно, дорогая, пусть даже среди ночи.
– Ну, так поздно я не засижусь.
– Надеюсь. Но из-за меня, конечно, тебе нечего торопиться. Я не хочу портить тебе вечер.
– Речь идет о деловом заседании, мама, – напомнила Катрин.
– Во всяком случае, жду звонка.
Хельга положила трубку. Разговор вызвал у Катрин одновременно чувство досады и улыбку. Сколько себя помнила, она всегда знала мать именно такой сверхозабоченной. Хельга, конечно, никогда не изменится. Значит, нечего и волноваться по этому поводу.
Катрин открыла свой чемодан, вынула костюм фасона «Пепита», который собиралась надеть после обеда, и повесила его на плечики. В душевой вымыла руки, расчесалась и подвела помадой губы. В машине Катрин ехала в своих фланелевых брюках, желтом шелковом пуловере, кожаной куртке и спортивных полуботинках. Для прогулки по Гамбургу в полдень такой наряд был приемлем.
Катрин вышла из пансионата и через несколько минут была на Баллиндамм – великолепной улице, протянувшейся по западному берегу одного из рукавов реки Альстер, известного как Бинненальстер («Альстер Внутренняя»). Вода сверкала на солнце. Часто останавливаясь и рассматривая витрины, Катрин подошла к мосту Ломбардсбрюкке, а оттуда вдоль самой воды поспешила назад, чтобы свернуть к спуску Юнгфернштиг. Воздух был удивительно прозрачен, насыщен запахом соли и моря. Тут она наконец ощутила голод.
Катрин зашла в «Альстер-Павильон», не смущаясь своей неподходящей одежды. Она была рада, что ей досталось место за столиком, откуда открывался вид на Бинненальстер, заказала себе копченую сельдь с яичницей и чай с булочкой, которую здесь называли «кругляш». С аппетитом поглотив все, она отметила, что желудок никак на это блюдо не реагировал.
Потом вернулась в пансионат и попросила госпожу Кройц, чтобы та разбудила ее в три часа.
– Но это только на самый крайний случай, – добавила она, – вообще-то я в это время никогда не сплю.
– Отдыхайте спокойно, госпожа Лессинг, и можете на меня положиться.
– Да, это уж я знаю.
Катрин приняла у хозяйки ключ, поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель. Она не собиралась спать, хотела только расслабиться. Несколько раз равномерно вдохнула и выдохнула воздух… В голове проносились, ускользая, тысячи образов. Она чувствовала себя вырванной из рутины повседневности и наслаждалась этим.
Еще до того, как зазвонил телефон, она потянулась и встала.
– Спасибо, госпожа Кройц, – ответила Катрин на сообщение хозяйки, что на часах ровно три, – я сейчас соберусь. Можно мне, уходя, взять с собой ключ от входных дверей дома?
– Ну, разумеется, деточка. Иначе после десяти вечера вам попасть в дом не удастся.
Катрин еще раз поблагодарила, разделась донага, заправила свою черную гриву под пластиковый чепец и пошла под душ.
Через полчаса она спустилась в зал пансионата. На ней был приталенный костюм «Пепита», под ним блузка из нежно-розового шелка, подходящего цвета перчатки, а на ногах элегантные лакированные лодочки. Черная блестящая грива обрамляла ее светлое лицо, словно темное облако, а серые глаза были тщательно подкрашены.
– Порази меня гром, детка, – восхитилась госпожа Кройц, – умеете вы, однако, себя подать!
– Что, слишком расфуфырилась? – спросила Катрин, смущенная не столько оценкой ее внешности, сколько фамильярностью тона.
Госпожа Кройц оценивающе склонила голову набок.
– Может быть, многовато губной помады. – Она сунула руку в стол, за которым принимала гостей, и подала Катрин бумажную салфетку.
Катрин сложила ее вчетверо и промокнула губы.
– Теперь лучше? – спросила она, комкая салфетку, на которой остался след помады.
– Безупречно, детка. Если женщина так красива, как вы, то нет необходимости употреблять слишком много косметики, иначе это будет смотреться чересчур вызывающе.
Катрин засмеялась.
– Красавицей меня до сих пор никто не считал.
– Наверное, вам этого просто не говорили. Но вы для меня просто Золушка на балу, госпожа Лессинг.
Редакция журнала «Либерта» располагалась на улице Мёнкбергштрассе, недалеко от пансионата. Катрин пошла пешком. Комнаты редакции находились на четвертом и пятом этажах делового здания современной архитектуры. Катрин поднялась на лифте: нажала на кнопку звонка, подождала, пока не раздастся звук зуммера, вроде пчелиного жужжания, и лишь после этого вошла в кабину.
Молодая женщина при входе в редакцию внимательно взглянула на посетительницу и улыбнулась, узнав ее. Сидела она на высоком круглом табурете за дугообразным пультом: телефон слева, телефон справа и еще компьютер.
– Добрый день, госпожа Фельберг, – поздоровалась Катрин. – Вот и опять я у вас.
– Добро пожаловать в Гамбург, госпожа Лессинг. – Молодая женщина взглянула на часы. – Сейчас, видимо, будут начинать.
– Есть ли еще пара минут, чтобы заглянуть к госпоже Пёль?
– О, конечно. Ровно семь минут.
Встреча с руководительницей отдела «Рукоделие» получилась несколько более прохладной. Госпожа Пёль, на несколько лет моложе Катрин, работала с двумя помощницами в узкой, вытянутой, очень светлой комнате, где стояли письменные столы, канцелярская техника и чертежный стол. У Катрин с самого начала ее контактов с журналом создалось впечатление, что госпожа Пёль в глубине души считает возможным полностью отказаться от каких бы то ни было предложений и проектов со стороны, между тем как Катрин, в свою очередь, придерживалась мнения, что штатным сотрудницам отдела явно недостает творческой жилки.