Он открыл дверцу, и в салон хлынул сырой воздух. Усевшись за руль, он стал вытирать мокрое лицо и волосы носовым платком, которым Викки тоже вытирала лицо, и она была этому по-глупому рада.
Он завел машину и развернул ее.
— Я беспокоюсь о мадам Жассерон, — сказала девушка. — В последние два дня она выглядела довольно плохо. Сегодня утром мне показалось, что у нее что-то болит. Когда я сказала, что следовало бы обратиться к доктору, она не захотела. — Викки взглянула на его темный четкий профиль, не зная, о чем он думает, и спешно продолжила: — Я не хочу задерживать вас, я знаю, что вы очень заняты, но мне было бы спокойнее, если бы вы просто заскочили посмотреть, в порядке ли она.
— А что месье Жассерон? Разве то, что его жена плохо себя чувствует, не приводит его к мысли, что следует вызвать врача?
— Он ничего не знает. Мадам делает все, чтобы скрыть боль от него. — Викки помолчала и не сказала ему то, чем мадам Жассерон поделилась с ней по секрету. Поскольку он продолжал молчать, она подумала, что, возможно, не следовало вообще говорить ему ничего. — Может быть, это просто пустяк и, приехав, мы застанем ее здоровой, но… она выглядела такой ужасно усталой и измученной, — проговорила девушка неуверенно.
По сравнению с ее слабым, приглушенным голоском его бас прозвучал громко и раскатисто:
— Нет ничего необычного в том, что женщина в определенном возрасте в средние годы — выглядит подобным образом. У большинства женщин появляется малокровие, когда они делаются старше. Я не помню, чтобы ее имя встречалось в записях доктора Молино, но раз вы так беспокоитесь, я поеду с вами.
Месье Жассерон, заметно опечаленный, встретил их у дверей дома фермы.
— Ах, доктор! — воскликнул он. — Я так рад, что мадемуазель привезла вас, чтобы осмотреть мою жену. Она очень больна. Идемте, я провожу вас к ней.
Ги бросил взгляд на удивленную Викки и, перепрыгивая через две ступеньки, направился за месье Жассероном, который поблагодарил Викки за то, что она привезла врача.
Викки отправилась на кухню, чтобы позаботиться о еде для месье Жассерона. Его рабочая куртка и наколенники валялись на стуле, они были совершенно мокрыми, и с них капала вода в таз, стоявший на кафельном полу. Закончив работу, он, вероятно, сразу пошел посмотреть, что с мадам — ведь обычно она ждала его возвращения на кухне, накрывая на стол. Он поднялся наверх и обнаружил ее в постели. Бедный месье Жассерон!
Викки подняла разбросанные вещи, развесила их сохнуть, вытерла лужи на полу. На плите кипел большой котел с водой, а из печи аппетитно пахло пирогом. Когда Ги вошел, он застал ее накрывающей на стол.
Его улыбка была несколько насмешливой.
— Мадам Жассерон беременна, причем уже довольно давно, — сказал он, опуская свою длинную, узкую руку в карман плаща, чтобы достать блокнот и ручку. Быстро написав что-то, он вырвал листок из блокнота и положил его на стол. — Может быть, вы позаботитесь о том, чтобы она получила эти лекарства как можно скорее? Относительно же вашей машины я уже позвонил в аварийную службу. Ваша… Сара появится здесь не позже завтрашнего утра.
— О, спасибо! — произнесла в замешательстве Викки. Она все еще была под впечатлением того, что у мадам Жассерон будет ребенок, которого она так долго ждала. — Все это похоже на чудо, — сказала она, сияя своими темными глазами.
Он поднял бровь.
— Чудо, мадемуазель? — спросил он, укладывая на место блокнот и ручку.
— Видите ли, месье и мадам Жассерон очень переживали, что у них нет детей. А теперь у них будет ребенок. Я так рада!
— Она что, не обращалась за советом к медику?
— Обращалась, но он посоветовал ей усыновить ребенка.
Ги пожал своими широкими плечами:
— Ну значит, теперь мадам получит то, чего ей так хочется. Вы любите детей, мадемуазель?
— Я обожаю их, и, конечно, они играют большую роль в семейном счастье. Я буду очень любить детей Сузи. — Она взглянула на него, и глаза ее в тот момент были гораздо выразительнее, чем она могла предположить. — Она ведь сможет иметь детей, не так ли?
Он не успел ответить, так как вошел месье Жассерон. Его и без того румяное лицо сияло.
— Одно мгновение, доктор! Вы должны вместе с нами поднять тост, прежде чем уедете. Для моей жены и для меня это момент особого счастья и гордости! — воскликнул он возбужденно.
Ги быстро взглянул на часы и, казалось, собирался было отказаться, но месье Жассерон уже достал бутылку шампанского и бокалы.
— За мадам! — провозгласил он.
— За мадам! — повторили они хором. Осушив бокал, месье Жассерон поднял бутылку: