Ли подумал, что она похожа на ангела его мечты. Рыжие волосы разметались по подушке, на ней была простая фланелевая рубашка, лицо похудевшее, кожа загорела под жарким солнцем, около глаз прорезались морщинки. Он постарался сдержаться, не выдать удивления ее хриплым голосом, старался не смотреть на ужасный шрам на шее. Но ничто не могло испортить естественную красоту Одри, которая для него стала глубже, так как теперь она не была только внешней, но шла из глубины ее души. Эта женщина превратилась в зрелого, сильного, великодушного и мужественного человека, полного решимости и стремления выжить только собственными силами. Она уже не имела ничего общего с высокомерной семнадцатилетней девушкой, которую он встретил однажды прекрасным летним днем в Коннектикуте. Тогда она стояла около фортепьяно и пела… пела под аккомпанемент Энни Джеффриз таким очаровательным голосом, какой уже никогда к ней не вернется. Ли чувствовал собственную вину за все, что произошло в этой войне. Он был обязан защитить, уберечь любимую женщину от ужасов войны. Она не должна была страдать. Если бы ее отец не сжег письма Ли…
– Найти тебя было не так уж сложно. Я поехал в Батон-Руж, увидел Бреннен-Мэнор… Одри отрывисто вздохнула при упоминании о плантации. – Там поселились несколько белых семей. Они сообщили, что ты продала поместье, но не знали имени нового владельца. Поэтому я вернулся в город, чтобы отыскать кого-нибудь, кто мог бы мне хоть что-нибудь сообщить. Клерк в суде сказал, что ты продала плантации мужу своей кузины, а сама отправилась в Канзас вместе с неграми, – он обернулся, взял стул, поставил рядом с постелью и сел.
– Одри, ты продала все за тысячу долларов?
Глаза женщины наполнились слезами.
– У меня не было другого выхода. Оказалось слишком опасно оставаться там… Я хотела помочь Тусси и оставшимся. Они спасли мне жизнь, они хотели уехать в Канзас… Но у них не было денег, чтобы купить все необходимое. Поэтому я продала Бреннен-Мэнор.
Одри говорила медленно, ей было больно дышать из-за сломанных ребер. Она понимала, о чем сейчас думает Ли. Несколько лет назад невозможно было представить, что она будет помогать неграм. Одри пригладила ладонью волосы, представляя, как сильно отличается от элегантной, прекрасно одетой дебютантки с тщательно уложенной прической. Дебютантки, которую Ли впервые встретил в Коннектикуте. Она попыталась прикрыть ладонью ужасный шрам на шее. Но Ли взял ее руки в свои сильные ладони.
– Все будет хорошо, Одри, – он слегка сжал ее пальцы. – Тусси рассказала мне обо всем, – он закрыл глаза и прижался лицом к ее рукам. – Твоя жизнь сложилась бы иначе… если бы я оказался рядом с тобой, ничего страшного бы не случилось. Если бы я мог найти тебя раньше, то не пришлось бы продавать Бреннен-Мэнор. Я дал бы тебе денег для восстановления плантации, она осталась бы твоей.
Одри посмотрела на густые темные волосы Ли, на красивое лицо, широкие плечи, обтянутые грубой хлопчатобумажной рубашкой. Сколько ему сейчас лет? Тридцать пять? Тридцать шесть? Как быстро пролетели семь лет с тех пор, как они впервые встретились, и она даже сочинила для него песню.
– Я думаю, что никто из нас не виноват в том, что произошло. Что касается Бреннен-Мэнор… когда я узнала, что Джой больше не вернется, это уже не имело значения… Я пыталась сохранить хотя бы землю только ради Джоя.
О Боже, снова резкая боль сжала желудок Ли. Почему он смог сразу рассказать о Джое Тусси?
Женщина поняла его и простила. Она очень умная женщина, нежная, добрая, человечная. И простила его сразу, без колебаний, сумела проникнуться глубиной его горя. Объяснила, почему он должен все рассказать Одри. Он должен избавиться от боли, которая сжигает его душу. Ли прекрасно понимал, что женщина права. Другого пути нет. Но сейчас он не мог даже заикнуться, что причастен к гибели Джоя. Он обязательно расскажет, но не сейчас. Пусть Одри сначала выздоровеет. А пока он подумает, как помочь горожанам раз и навсегда разобраться с бандитами.
– Мне очень жаль Джоя, гораздо сильнее, чем ты думаешь.
– Я говорила себе… что должна ненавидеть тебя. Но сейчас я хорошо понимаю, ты не можешь отвечать за то, что сделал какой-то другой янки. Была война, Ли. Война заставляет людей совершать ужасные вещи. Я знаю это по собственному опыту.
«Ты не можешь отвечать за то, что сделал какой-то другой янки». Надо сменить тему разговора, иначе он сойдет с ума.
– Одри, я начал искать тебя сразу, как только уволился из армии, через два месяца после того, как генерал Ли сдался. Однако случилось непредвиденное, когда я выходил из здания суда в Батон-Руже, группа молодых подонков напала на меня, кто-то ударил сзади по голове кирпичом. А потом они избили меня до полусмерти.
– О Ли!
Он все еще держал ее за руку, не хотелось признаваться, но нежность сильных ладоней действовала на нее успокаивающе. За какое-то мгновение он превратился в Ли, ее верного друга. Она не сомневалась в том, что он действительно дал бы ей денег для восстановления Бреннен-Мэнор. После того, как она ужасно обошлась с ним в Батон-Руже, было удивительно, что он не отказался от желания встретиться с ней, поговорить.
Невозможно забыть беспомощное выражение в его голубых глазах, когда она заявила, что не хочет больше видеть его. Но вот он здесь, рядом, ему пришлось пройти сквозь ад, чтобы разыскать ее.
– И что было потом? Ведь прошло два года.
– Доктор в Батон-Руже выяснил, кто я, связался с моим братом Карлом. Карл приехал за мной, поездом доставил меня в Мэпл-Шедоуз. Я только время от времени приходил в себя. И в таком состоянии пробыл год. Глаза открывались, я мог понемногу есть и пить, но только с чьей-нибудь помощью. Мне сказали, что я не говорил и не двигался почти год. Когда я пришел полностью в сознание, то превратился почти в скелет. Я мог умереть от истощения, так как получал недостаточно питания. Карл, его жена и вдова Дэвида выходили меня.
– Вдова Дэвида? Твой брат убит?
Ли водил пальцем по ее ладони.
– Да. Думаю, мало найдется людей, кто не потерял близких во время войны.
– Мне очень жаль, Ли.
Он вздохнул и наконец выпустил ее руку.
– Кстати, вдова Дэвида, встретила очень хорошего человека и сейчас снова замужем. – Он откинулся на спинку стула. – Ты не против если я закурю?
– Нет, – она наблюдала молча, как он достал тонкую сигару из кармана рубашки, снял с лампы стекло, прикурил, затем снова накрыл лампу стеклом. Хотя Ли очень похудел, он все равно остался сильным и крепким, тело было по-прежнему мускулистым. На щеках прорезались глубокие морщины, это было лицо человека, который много видел ужасов, многое сам пережил. Прежде, чем продолжить рассказ, Ли глубоко затянулся.
– Мне потребовалось много времени, чтобы научиться ходить, чтобы ко мне вернулись прежние силы и появилась возможность отправиться в Канзас, – он наклонился, поставив локти на колени. – Желание встретиться с тобой придавало мне силы, Одри. Я знал, что непременно должен найти тебя. Когда я приехал в Канзас, оставалось только задавать вопросы. В форте Рили я узнал, что комендант знает тебя, – он засмеялся. – Как только он объявил название вашего поселения, я сразу понял, что белой женщиной, которая помогла неграм выстроить его, могла быть только моя Одри.
«Моя Одри», – он сказал эту фразу так естественно, будто они расстались только вчера. Должно быть, Ли до сих пор считает, что она принадлежит ему? Может быть, так оно и есть? Вероятно она не переставала принадлежать ему все долгие семь лет с тех пор, как впервые встретила его.
– Мне очень жаль, Ли, что тебе пришлось столько пережить. Это было ужасно… для нас обоих, но сейчас все по-другому… не так ли? Прошлое невозможно вернуть. Может быть, ты зря разыскивал меня?
Ли посмотрел в глаза Одри, он не верил ее словам. Он может головой ручаться, что Тусси хорошо знает сестру. Лучше, чем кто-либо другой. А Тусси считала, что Одри все еще любит его. Неужели в ней снова взыграла ее южная гордость? Она не хотела признаваться, что испытывает какие-либо другие чувства, кроме дружеских? Есть ли смысл пытаться изменить что-либо? А когда он расскажет ей правду о смерти Джоя, его признание, наверное, разрушит их отношения вообще. Хотелось признаться, что он все еще любит ее, но такое высказывание, вероятно, прозвучит не к месту.