– Тогда он не должен был спать с негритянкой все эти годы! Мы, дети, считали его идеальным человеком, в то время как он был далеко не идеален! Бедный Джой уехал сражаться, убивать янки и подвергать себя опасности, его могут убить или искалечить, и все для того, чтобы произвести впечатление на отца, чтобы отец мог гордиться сыном! Интересно, что почувствовал бы Джой, если бы узнал правду! – Одри еле сдерживала слезы. – Я не хочу, чтобы Джой когда-нибудь узнал о его связи с Линой! Вы понимаете меня? Я не хочу, чтобы Джой узнал об этом!
– Одри, – заговорил Джозеф, – я не предавал твою мать и не делал ей больно. Она знала об этом много лет. И очень любила Лину, которая была ее личной служанкой задолго до замужества Софии. Она привезла Лину в Бреннен-Мэнор и через несколько лет… Я не знаю. Лина красивая женщина, в нее было легко влюбиться. Я не замечаю, что она негритянка. Я вижу в ней только женщину. Софии сначала это не понравилось, но потом она все поняла правильно и приняла все, как есть. Мы понимали друг друга, но почти никогда не говорили об этом. София вела себя очень благородно по отношению к нам с Линой. Я никогда ни в чем ей не отказывал, никогда ничем не унизил. Она хотела детей, мне нужны были наследники, поэтому мы… мы были мужем и женой большую часть совместной жизни в полном смысле этого слова. Я уважал Софию как прекрасную благородную женщину, которая стала матерью моих детей. И глубоко скорбел, когда она умерла. Также скорбела и Лина. До самой смерти они оставались, по сути дела, близкими подругами. Перед самой смертью София говорила именно с Линой, просила ее позаботиться обо мне, тебе и Джое, искренне желала, чтобы Тусси удачно вышла замуж.
– Я не верю тому, что слышу сейчас, – Одри отошла в сторону и неожиданно спросила: – У тебя были другие женщины? Ты продолжаешь спать с другими негритянками ради собственного удовольствия?
Лина напряглась, а Джозеф покраснел от возмущения.
– Считаю, что такой вопрос не заслуживает ответа. Ты меня хорошо знаешь, Одри.
– Разве? Я начинаю думать, что вообще тебя не знаю, отец. Кажется, все, чему я верила в людях, которых любила, брошено в грязь и растоптано, – она взглянула на Ричарда. – Человек, который клялся мне в любви и за которого я вышла замуж, считая его благородным, добрым, оказался монстром, – она посмотрела на Тусси. – Женщина, которой я приказывала всю жизнь и обращалась как с простой служанкой, оказалась моей сестрой, – она снова посмотрела в глаза отцу. – Я отказалась от человека, которого люблю, ради тебя, отец. Ради тебя, Джоя и Бреннен-Мэнор. Теперь я даже не знаю, что хорошо, а что плохо. Я начинаю подозревать, что все, в чем меня упрекали, когда я полюбила Ли Джеффриза, бледнеет по сравнению с тем, что сделали остальные члены моей семьи и мой отец! Все, чем я дорожила и что считала благородным, оказалось мерзким и отвратительным. Мои мечты о счастливом замужестве разрушены.
Она глубоко вздохнула, прошла мимо отца, остановилась у окна, наблюдая за неграми, которые работали в саду.
– Я уже не уверена, за что мы сражаемся. Раньше считала, что мы защищаем нашу честь, наш образ жизни. Но у вас не осталось чести и теперь я не уверена, нужно ли защищать этот образ жизни, – она глянула на отца. – Ты говоришь, что любишь Лину, как женщину, не замечаешь, что она негритянка. А как же тогда насчет остальных негров, отец? Чем они хуже?
– Таких, как Лина и Тусси, мало. Они гораздо умнее остальных, – ответил вместо Джозефа Бреннена Ричард, – остальные безграмотные дикари, которые готовы перерезать нам всем горло, и если у них появится возможность, захватить этот дом.
Одри взглянула на Лину, в глазах женщины сквозила боль. Одри спросила Ричарда:
– Ты не задумывался, что может быть, если все люди будут обладать способностью становиться дикарями при определенных обстоятельствах? Такие люди, как ты, любят проявлять власть над тем, кто слабее и менее удачлив.
– Ты тоже обладаешь властью, Одри, – сказал ей отец. – Можешь ты сейчас сказать, что не любишь Бреннен-Мэнор, несмотря ни на что? Что это не твой дом? Сможешь ли ты ответить мне, что будешь делать, когда янки придут сюда? Неужели ты не будешь бороться и не защитишь его?
Одри обвела взглядом знакомую комнату. Когда-нибудь сюда вернется Джой, и Бреннен-Мэнор будет принадлежать ему.
– Конечно, буду сражаться и защищать дом, – ответила она.
Отец подошел к ней.
– Именно это мы и защищаем в этой войне, Одри. Я согласен, что нам многое нужно менять, что рабство должно исчезнуть, но покончить с этим сразу, как требуют янки, значит, потерять все сразу и навсегда, Одри! Все потеряем! Ты и Джой и такие люди, как я и Ричард, останутся нищими! Вот за что мы сражаемся! Янки хотят разорить нас и поставить на колени. Если они победят, придут сюда, разрушат Юг, объявят здесь военное положение, сожгут наши города, будут насиловать наших женщин! Таких плантаций, как Бреннен-Мэнор и Сайпресс-Холлоу вообще не останется! Рабов освободят и, если янки не успели кого-то изнасиловать, что-то разграбить, довершат негры! У нас должна быть возможность своим путем покончить с рабством, на это нужно время. Но янки хотят добиться свободы для рабов при помощи пушек, сражений и блокады. Они хотят, чтобы мы вернулись в Союз, хотят разрушить привычный нам уклад жизни, который существовал не один десяток лет.
– Я уверена, что дело не дойдет до этого… Джозеф подошел и взял дочь за руку.
– Это может произойти, Одри. И ты должна это понять! Ты должна пока отвлечься от семейных проблем и подумать о том, что значит для нас эта война. Мы должны объединиться, чтобы спасти Бреннен-Мэнор и Сайпресс-Холлоу, спасти наш любимый цветущий Юг. Пусть янки кричат что угодно о сохранении Союза. Они используют идею единства как повод, чтобы явиться сюда и забрать у нас все, что мы имеем! Если они победят, богатые люди, такие как Ли Джеффриз и его отец, придут сюда и купят все, что у нас есть. Юга, такого, каким мы его знаем, не будет, он прекратит свое существование. Что тогда станет с тобой и Джоем? Что будет со всеми нами? Мы станем бездомными! Может быть, даже погибнем. Нас могут убить наши собственные рабы! Ты обязана понять, что, возможно, нам придется защищать свои собственные жизни!
– Трудности начнутся у нас уже в следующем году, – заговорил Ричард. – Если Север не снимет блокаду, мы не сможем вывезти хлопок. Пока вы были в Батон-Руже, у меня состоялось несколько тайных встреч с людьми, согласными попытаться прорваться через блокаду и доставить хлопок в Англию. Англия – самый крупный партнер. Если мы не пробьем брешь, мы будем обречены.
Одри удивленно взглянула на мужа, для нее оказалось открытием участие Ричарда в попытке прорвать блокаду.
– Сейчас необходимо забыть наши маленькие беды и разногласия, необходимо объединиться ради великих целей. Мы не позволим Северу сломать нас, разрушить наши устои, – сказал Ричард. – Если тебя не волнует моя судьба или судьба твоего отца, подумай о своей судьбе и о судьбе Джоя, о судьбе тех, кто будет жить после нас. Мы должны остановить янки, заставить их не вмешиваться в нашу жизнь, мы способны самостоятельно решать судьбу Юга. Иначе такие мальчики, как Джой, будут впустую рисковать своими жизнями, так как им нечего будет защищать.
Ричард взял Одри за руки, повернул к себе.
– Ты родилась и выросла в Луизиане, Одри. Частично меня злило, что ты, возможно, совершенно забыла об этом тогда в Коннектикуте, весело проводя время в обществе подонка-янки. А теперь, когда мы находимся в состоянии войны с Севером, не время думать и разбираться в том, кого мы любим или не любим и кто с нами спит, все это – пустяки. Нам нужно объединиться, забыть и простить обиды, помнить надо только о том, кто мы. – Ричард сделал паузу и затем, используя ораторское мастерство, попытался убедить ее: – Мы – южане! Мы преданы Конфедерации, и мы сейчас посылаем наших лучших людей защищать Конфедерацию, они воюют против тех, кто хочет погубить нас! Дело сейчас не в том, хорошо рабство или плохо. Надо подумать о том, что случится с неграми, если всех сразу освободить. Жизнь для них станет хуже, а не лучше, Одри. Если они не будут никому принадлежать, их перестанут защищать, кормить, одевать и предоставлять им жилье такие люди, как я и твой отец. Они начнут бродяжничать, скитаться, голодать. У них нет образования, они не смогут позаботиться о себе. Они начнут убивать таких людей, как я и твой отец не потому, что мы плохие, а потому, что они будут в отчаянном положении, или нужно самим добывать пищу, одежду и пристанище. Защищая свои убеждения, свой образ жизни, мы защищаем также и негров.