– Я могу идти сама. У меня все в порядке, Ли.
– Здесь кто-то оставил оседланную лошадь.
Одри никак не могла сообразить, где они находятся, но звуки боя постепенно отдалялись. Ли посадил Одри на лошадь и, застонав, вскочил позади нее. Они поехали куда-то в темноту. Одри оставалась только довериться этому человеку. Наверное, он хорошо знал, как безопаснее проехать по городу.
Сколько парадоксов таила в себе война. Сначала ей пришлось остерегаться собственных защитников-конфедератов, увидеть, как постыдно они ведут себя, обыскивая карманы убитых. Они могли напасть на нее и оскорбить. Янки напали на нее, они были противниками южан, обстреливали и жгли город. И все же она сидела на лошади, прислонившись к груди янки, доверилась ему и приняла его помощь. Она совсем запуталась, не понимая, кто же настоящий враг на этой войне и знают ли большинство сражающихся, за что воюют.
По-прежнему слышались взрывы и стрельба, но они становились все отдаленнее и глуше. Ли обнимал ее, придерживая, чтобы она не упала. Через несколько минут лошадь уже поднималась по склону холма. Они подъехали к дому тети Джанин. Одри услышала крики и причитания. Тетя безостановочно бегала по веранде, ужасаясь пожарами и схваткой в городе.
– Кто там? Кто там? – истерически вскрикнула она, когда они подъехали к крыльцу.
– Это я, Одри, тетя Джанин.
Элеонор стояла в дверях, тщетно пытаясь успокоить мать.
– Одри, будь осторожна! – предупредила Элеонор.
В следующий миг Джанин резко обернулась и направила в сторону приехавших дуло револьвера.
– Ты предательница! – закричала она на Одри. – Моя племянница – предательница! – ужасалась женщина. – Дочь моей сестры! Как хорошо, что София не дожила до этих дней!
– Тетя Джанин!
– Убирайся вон из моего дома! – закричала женщина. – Убирайся немедленно, или я пристрелю тебя!
– Тетя Джанин! Не делайте этого!
– Мама, остановись! – выкрикнула Элеонор. – Это же Одри.
– Она явилась сюда со своим любовником-янки! Убирайтесь с моих глаз! – женщина нажала на курок, Одри вскрикнула, пуля просвистела так близко, что Одри почувствовала движение воздуха.
– Она сошла с ума! – понял, наконец, Ли, резко повернул лошадь и они помчались прочь.
– О Боже! – плакала Одри. – Что мне теперь делать? Куда идти? Наверное, нужно вернуться в Бренном-Мэнор, Ли!
– Но не сегодня ночью. Это невозможно. Пока я отвезу тебя в школу. Ты останешься там, потом я придумаю, как отправить тебя домой. Тебе следовало давно вернуться домой. Возможно, раньше в Батон-Руже было безопаснее, но не сейчас.
– Я не могу оставаться в школе, – противилась Одри. – Что подумают обо мне люди!
– Какое это теперь имеет значение, Одри? Сегодня ночью тебе больше некуда идти. Делай, что я говорю, Одри. Обещай мне, черт возьми, что ты побудешь там. Иначе я не смогу быть за тебя спокойным. Дело кончится тем, что меня убьют.
Ее не должна беспокоить его судьба и то, что может с ним случиться. С высоты холма было хорошо видно, как в городе горят дома. Что натворили янки в Батон-Руже! Когда-то город был таким красивым, мирным. И все же Ли – янки, которого она не хотела бы увидеть однажды убитым. В данный момент он оказался ее единственным спасителем.
– Обещаю слушаться тебя, – твердо сказала она.
Они подъехали к школьному зданию, Ли провел Одри в дом, в дальнюю комнату, зажег лампу. Мебели в комнате почти не было. Солдатские одеяла, ружья, аммуниция, походный ящик со столовыми приборами и кухонным инвентарем, на крючке – синяя форма. На столе стоит таз с водой, рядом лежит бритва, на стене над столом укреплено небольшое зеркало.
Ли прибавил огня в лампе.
– О Боже, ты только посмотри на себя! – он стянул с нее мундир, которым накрыл ее солдат. Одри была все еще напугана, расстроена и даже не заметила, что платье совершенно разорвано впереди, через прореху виднелась обнаженная грудь. Ли старался не смотреть на нее, чтобы не будить воспоминаний.
– Тебе нужно снять эти лохмотья, непонятно, чья на тебе кровь. Твоя или солдата, напавшего на тебя, – он принялся расстегивать пуговицы на платье. Одри напряглась, закрыла грудь ладонями.
– Нет! Не смей!
Ли осторожно дотронулся до кровоподтека на ее лице.
– Одри, это я, Ли. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Все будет хорошо.
Она посмотрела ему в глаза, в ярко-голубые глаза, нежности которых никогда не умела противиться. Почувствовала резкую боль в спине, наконец, вспомнив, что она ранена и нуждается в помощи.
– Что будет потом, Ли? Чем все это кончится? – она снова расплакалась. Ли нежно прижал ее к себе.
– Не знаю. Но сегодня нам не стоит об этом задумываться.
Она продолжала тихонько плакать и уже не возражала, когда он снял с нее платье. Одри покорно выпростала руки из рукавов, Ли опустил обрывки одежды вниз вместе с нижними юбками. Она переступила через платье, придерживая разорванный лифчик.
– Вот возьми, – он подошел к стулу, взял чистую рубашку и подал ей. – Надень, – он хотел помочь ей надеть рубашку и увидел рану на спине. – Подожди! Боже мой, ты же ранена, – пробормотал он. – Нужно чем-нибудь обработать рану.
Он швырнул рубашку на кровать, поднялся, налил в таз чистой воды. Он и сам был в грязи и крови после боя, форма оказалась порванной в нескольких местах. Ли сильно хромал, глаза ввалились и покраснели. Волосы были пострижены, но не очень аккуратно. Она понимала, как он ненавидит эту войну, но все-таки продолжал воевать за идею сохранения Союза, считая необходимым защищать единство страны всеми возможными средствами. И Одри не могла не восхищаться его готовностью сражаться и умереть за свои убеждения так же, как южане готовы погибнуть за свою независимость. Удивительно, как далеко могут зайти люди, доказывая свою правоту.
Ли намочил кусок чистой ткани, встал перед Одри на колени, осторожно вытер ей лицо. Взгляды встретились. Как им хотелось сейчас, чтобы не было этой страшной войны, чтобы между ними не стояло все, случившееся за три года. Ли смыл кровь и грязь с шеи и груди Одри. Она крепко держала разорванный лифчик, хотя ей так хотелось спустить руки, пусть бы он поцеловал ее грудь. Но как могла она испытывать подобные чувства после всего, что произошло сегодня и после всего, что испытала с Ричардом?
От такой мысли Одри сильно покраснела, ей показалось, что Ли понял, какое желание вспыхнуло в ней, он всегда хорошо ее чувствовал.
– Сними лифчик и ложись на живот. Я промою рану на спине и положу немного мази, а потом ты наденешь эту рубашку. Ты должна остаться здесь и хорошенько отдохнуть. Мне пора уходить. Постараюсь раздобыть для тебя какое-нибудь платье.
Одри не возражала, поморщившись от боли, она сняла лифчик, затем легла на живот. Ли склонился над ней, бережными прикосновениями промыл рану. На краткое мгновение она вспомнила тот ужас, который испытала с Ричардом, когда муж заставил ее лежать лицом вниз. Ли Джеффриз никогда не делал ей так больно.
Ли осторожно смазал мазью рану, от воспоминаний сжалось сердце, когда он смотрел на красивую обнаженную спину этой женщины, нежную белую кожу. Какая красивая у нее спина, какая нежная кожа. Ли жадно взглянул на округлые ягодицы, соблазнительно выделяющиеся под кружевными панталонами. – И тяжело вздохнул от неисполнимости охватившего его желания. Отставил мазь, выплеснул грязную воду за дверь, снова налил в таз чистой воды, чтобы умыться.
– Мне нужно будет еще найти для себя лошадь. А ты надень рубашку, хорошенько запри за мной дверь, ведущую в большую комнату. Заднюю дверь тоже запри. Пусть занавески останутся задернутыми, лампу погаси. Укройся одеялом и отдыхай, пока я не вернусь. Никто тебя здесь не побеспокоит, – он повернулся, почистил форму, надел фуражку, вынул из-за пояса револьвер, проверил, заряжен ли он.
Одри села и натянула на себя рубашку, пока он отвернулся. Когда он, наконец, смог взглянуть на нее, она ощутила в крови жар, так нежно он смотрел.