Только тут Одри заметила в его руке нож. Из раны на голове Марча текла кровь. Он повалил ее на пол, прижимая лезвие ножа к ее щеке, кончик ножа маячил возле ее глаз.
– Итак, – торжествующе оскалил он желтые зубы. – Ты здесь, высокомерная маленькая сучка! – от Марча сильно пахло виски. – Когда я разделаюсь с тобой, ты пожалеешь, что помешала мне с той черномазой, и выбралась из укрытия раньше времени, сладкая, маленькая, мисс Одри.
Он продолжал держать нож перед ее глазами, немного приподнялся, задрал ей юбку, стянул панталоны, затем рванул юбку. Одри пыталась как-то сосредоточиться, надо было что-то придумать. Нож угрожающе маячил перед ее лицом, но пусть Марч лучше убьет ее, чем овладеет ее телом. Лучше она будет изо всех сил сопротивляться и умрет, чем отдастся ему добровольно.
Мужчина опустился на нее, прижимаясь к бедру, все еще не отнимая нож от ее лица.
– Я доволен, что все уехали, – самодовольно заявил он с отвратительной усмешкой. – Теперь ты только моя! Ты теперь уже не такая высокомерная и властная, не так ли, мисс Одри? Ты ничем не лучше меня!
Одри не сводила глаз с ножа, лежала, не шевелясь, пусть он решит, что она не будет сопротивляться, что подчинится ему. Когда он немного ослабил хватку, она обеими руками ухватилась за его запястье и рванула руку в сторону, одновременно ударила мужчину головой в нос. Марч вскрикнул, отпрянул в сторону. Одри воспользовалась моментом, выбралась из-под него, схватила небольшую чугунную сковородку, лежащую на полу. Но прежде чем она успела подняться, Марч снова был на ней.
Одри размахнулась и ударила его по голове сковородой, но удар был слабым, женщина не столько сделала ему больно, как сколько разъярила его. Она, извиваясь, старалась вырваться, снова ударила его сковородой, Марч перехватил руку и с силой прижал к полу. Одри вскрикнула от резкой боли в запястье.
– Сука! Сука! – рычал разъяренный бандит, дважды ударив ее кулаком в лицо. – Я убью тебя!
Одри почувствовала, как кончик острого лезвия ножа впился ей в шею. С этого момента она стала воспринимать все происходящее, как страшный сон, будто она наблюдала схватку со стороны, неожиданно осознав, что совершенно не чувствует боли. Хотя ясно понимала, что Марч Фредерик порезал ей шею. Прижав Одри к полу, он смотрел на нее злобно и с похотливым вожделением. Держа перед ее лицом окровавленный нож, заявил, что вырежет ей глаза, после того как изнасилует. Но его слова звучали отдаленно, казались еле слышными.
Неожиданно ей почудилось, что она слышит голос Ли.
«Я люблю тебя, Одри».
Удивительное спокойствие овладело ей. Одри, не отрываясь, смотрела в ненавистные глаза Марча Фредерика. А над ними стояла Тусси, сжимая в руках ружье Джозефа Бреннена. Все перемешалось у Одри в голове. Когда Тусси нажала на курок и раздался выстрел, Одри услышала только слабый далекий отголосок. Голова Марча поникла, он свалился на бок, пуля попала ему в висок. Хлынула кровь и обрызгала Одри. Обессилевшая женщина продолжала лежать, молча глядя на Тусси. Тусси замерла на мгновение, продолжая целиться в Марча, медленно обошла раненую Одри.
– Твои люди убили мою мать, – холодно и бесстрастно сказала негритянка надсмотрщику и выстрелила в него еще раз, теперь уже в грудь. Наконец, опомнившись, взглянула на Одри, отбросила ружье в сторону, оторвала лоскут хлопковой ткани от подола сорочки и приложила к ране на шее Одри.
– Одри, пожалуйста, не умирай!
Одри пыталась что-то сказать, успокоить сестру, но голос не подчинялся.
– О Боже! – причитала Тусси. – Не двигайся, – она сильно прижала рану, убрала волосы и внимательно осмотрела шею раненой, – он не поранил крупные сосуды. Прижми крепче салфетку.
Одри подняла отяжелевшую руку, прижала салфетку, все еще не ощущая боли. Может быть, она умирает?
– Я сбегаю за неграми в поселок, если там кто-то еще остался в живых! – она склонилась ниже. – Я попрошу, чтобы они перенесли тебя в хижину. Если эти люди вернутся, они не догадаются разыскивать тебя в негритянских жилищах. Я попрошу кого-либо помочь спрятать тело Марча Фредерика. Если бандиты вернутся и узнают, что я его убила, они меня изнасилуют и повесят. Это совершенно точно. Нужно придумать, куда его спрятать.
Лицо Тусси опухло от побоев, из ран и царапин текла кровь. Негритянка здорово испугалась. Откуда-то потянуло дымом, трещало горящее дерево. Одри поняла, что горит ее любимый дом. Должно быть кто-то из бандитов, перед тем как уехать, поджог особняк с другого крыла.
Одри крепко прижала салфетку к шее и почувствовала, как что-то горячее вливается ей в рот, она проглотила жидкость, внезапно осознав, что это ее собственная кровь, и почувствовала резкую боль в гортани. Одри понимала, что можно спастись, лишь сохранив самообладание. В первую очередь нужно успокоить Тусси. Она протянула руку, притянула к себе сестру и попыталась заговорить:
– Что ты хочешь? Что ты хочешь? – старалась изо всех сил понять Тусси. – Мне нужно поторапливаться за помощью, Одри!
Одри крепко сжала ей запястье, она пыталась объяснить, что не нужно паниковать.
– Старый… колодец, – удалось прошептать ей сипло и хрипловато, она не могла говорить громко. – Бросьте… его… в старый колодец… И закройте… там.
Тусси дрожала, недоумевающе глядя на сестру, потом поняла и кивнула головой.
– Хорошо. Я схожу, позову кого-нибудь на помощь.
Она схватила ружье и выбежала из дома, а Одри бессильно лежала рядом с убитым Марчем Фредериком, с ужасом ожидая смерти от потери крови или не менее мучительной гибели в огне. Но, возможно, Тусси успеет вернуться вовремя.
Ли поставил на стол бутылку виски и уставился на лист бумаги, лежащий перед ним. Сколько раз он принимался писать письмо и никак не мог его закончить. Одному Богу ведомо, что случилось с Одри, а известие о смерти Джоя может убить ее.
Как выполнить обещание, данное Джою, и повидать ее? Было время, когда Ли желал встречи с ней больше всего на свете, даже после того, как она прокляла его в Батон-Руже и запретила разыскивать ее. Больше всего хотелось найти ее и помочь всем, чем только можно. Но как он сможет теперь посмотреть ей в глаза после того, что случайный выстрел винтовки оборвал жизнь Джоя?
В кошмарных сновидениях он снова и снова переживал случившееся. После смерти юноши он продолжал воевать в армии Шермана, покорно выполняя обязанности офицера. Но у него не было более страстного желания, кроме одного – скорее бы закончилась война. Он не мог больше ни о чем думать, для чего и пил постоянно виски. Выпивки не мешали выполнять свой долг во время сражений, если захват и поджог южных городов можно было назвать «сражением». К тому времени, когда Союзные войска занимали города, обычно конфедератов там уже не было.
Ли отпил глоток виски, взял ручку, обмакнул перо в чернила и склонился над столом. Он занимал комнату служебного помещения церкви в Саванне. Отсюда полк должен отправиться в Каролину, осуществляя план окружения мятежников, а затем вернуться в Виргинию для последнего решающего удара. Шерман считал, что к лету война будет закончена, значит, Ли предстоит решать, как поступить с Одри.
«Дорогая Одри», – написал он, остановился, скомкал лист бумаги и снова взял чистый листок. Нельзя писать «Дорогая Одри» , словно они знакомы. Она должна получить письмо от чужого человека, от конфедерата, союзника Джоя. Незнакомый человек расскажет ей, как был убит ее брат, как смело вел себя, когда его конвоировали в лагерь для пленных. Пусть незнакомец поведает, что Джой героически сражался за свободу южан. Ли решил сочинить несколько историй, чтобы Одри могла гордиться братом. Пусть гордится сыном чертов мистер Бреннен, по его вине мальчик присоединился к повстанцам. Если бы не постоянные замечания отца, Джой остался бы дома, там, где и должен находиться. Если бы Джозеф Бреннен не уничтожил письма, возможно, Ли с Одри остались бы вместе. Но не было больше никакого смысла рассуждать о том, что могло бы случиться. Факт остается фактом. Джой мертв. Ли убил его. Он пообещал умирающему юноше отыскать Одри и позаботиться о ней, и должен быть хозяином своего слова. Но Ли не знал, когда сможет найти ее. Поэтому нельзя больше оттягивать с сообщением о смерти Джоя. А кроме того, полковник Джеффриз не был уверен, что сможет когда-нибудь сам рассказать женщине о своей причастности к смерти ее горячо любимого брата.