– Что ты хочешь? И что случилось с твоим голосом?
– Это слишком длинная история. Пожалуйста, разрешите мне войти.
Элеонор снова смерила ее с ног до головы презрительным взглядом, явно испытывая удовольствие от того, что одержала, хотя и маленькую, но все-таки победу, над Одри Бреннен. Явно, что дела у Элеонор идут куда лучше, чем у Одри.
– Я не знаю…
Одри глубоко вздохнула. Ей было трудно произнести эти слова.
– Элеонор, Джой погиб.
Выражение лица кузины сменилось, она посмотрела на Одри печально и сочувственно.
– Он был убит при попытке убежать от солдат-федералов, которые захватили его в плен, – объяснила Одри. Голос ее сорвался на последних словах. Элеонор отступила в сторону.
– Заходи.
Одри сразу же вошла. Альберт взял ее за руку и провел в гостиную, приказав белой горничной принести горячего чая. Он провел Одри к покрытому атласом дивану и помог сесть.
– Мне очень жаль, Одри. Мне действительно очень жаль. – Элеонор села рядом с кузиной. – Я любила Джоя. Все его любили.
Одри вынула из сумочки носовой платок. Она не знала, сможет ли когда-нибудь смириться с этой тяжелой потерей. Ни одна смерть, даже смерть матери и отца не потрясли ее так сильно. Джой был частью ее жизни и погиб таким молодым.
– Мое знакомство с Ли… как видишь… не защитило меня от страданий. Я не была предательницей, Элеонор, а сейчас… если бы я могла, то убила бы всех янки до одного.
Альберт взял стул и сел рядом. Он коснулся ладонью плеча Одри.
– Расскажи нам все, Одри. Почему ты так одета, что за негры на улице? Почему ты приехала в какой-то убогой повозке?
Одри вытерла слезы и начала рассказывать. Она даже не стала говорить Элеонор, что Джозеф Бреннен умер. Она рассказала о нападении Марча Фредерика, но добавила, что сумела вырваться от него, схватить отцовское ружье и пристрелить бандита. Пусть они лучше не знают, что бывшего надсмотрщика убила Тусси. Она рассказала о смерти Лины и Генриетты, каким образом потеряла голос. Элеонор побледнела от ужаса.
– Оба дома, что в Сайпресс-Холлоу, что в Бреннен-Мэнор, сожжены, – объяснила Одри. – Это сделали банды преступников-янки, – она все еще не могла осознать рассудком свои потери. Смерть Джоя затмила все остальное. Ничто теперь для нее не имело значения, даже судьба Бреннен-Мэнор. Без Джоя все потеряло значение, даже восстановление родного дома.
– У меня ничего не осталось, кроме земли. Только земля. Даже дом для гостей и часовня Сгорели. Осталось, правда, несколько хозяйственных построек и негритянские хижины. Там я и живу сейчас, в негритянском поселке, – она посмотрела в глаза Элеонор, сделала паузу и отпила немного чая. Она видела, что Элеонор ошеломлена, женщина скривилась от отвращения.
– Одри! Ты должна переехать к нам. Ты не можешь жить с ниггерами! Это неприлично и недостойно для моей кузины!
– Они тоже люди, Элеонор. Они стали моими единственными друзьями, поддерживали меня, выхаживали после ранения, – она сняла шарф, которым прикрывала шею и показала шрам, оставшийся после ранения ножом. Шрам был белый, вспухший, начинался от подбородка с правой стороны и шел вниз по трахее до самой ключицы.
Альберт сочувственно поморщился, а Элеонор закричала от ужаса и отвернулась. Одри снова повязала шарф и сосредоточила все внимание на Альберте.
– Я чуть не умерла, но Тусси и оставшиеся негры спасли меня и выходили. Они очень хорошо ко мне относились, кормили меня, дали приют. Они могли просто-напросто бросить меня на произвол судьбы. Я бы истекла кровью или задохнулась в горящем доме. Конечно, они могли и не спасать меня, но оказались хорошими людьми, они, в большинстве своем, не держат зла на тех, кто когда-то был их владельцем. Я им обязана жизнью. И это одна из причин, почему я здесь.
Альберт провел рукой по редеющим волосам.
– Каким образом мы можем помочь тебе?
– Подождите, – прервала Элеонор, взглянув на них. – Мне очень и очень жаль, Одри, что такое произошло. Это ужасно. Особенно, жаль, что ты потеряла свой прекрасный голос, не говоря уже о другом, не говоря уже о потере Джоя. Но вопрос о ниггерах – это совсем другое. Я не стану ничего делать, чтобы им помочь. Очень плохо, что ты пытаешься обучать их детей грамоте. Они хотели быть свободными, пусть на собственной шкуре почувствуют, что значит, прокормиться, и это не так уже замечательно и великолепно. Пусть научатся…
– Успокойся, Элеонор! – строго сказал Альберт, удивив Одри. Он всегда казался ей таким робким. – Одри очутилась в настоящем аду, а те люди помогли ей гораздо больше, чем собственная семья! И сейчас, если у нас есть какая-нибудь возможность помочь, мы поможем! Я хозяин в доме и решения буду принимать я. Давай выслушаем.
Элеонор надулась, лицо у нее покраснело.
– Как хочешь.
Одри поняла, что между ними, возможно, произойдет ссора, но ее не волновало, какие проблемы возникнут между Альбертом и Элеонор из-за ее просьбы. Она только хотела помочь Тусси и остальным неграм, должна уехать из Бреннен-Мэнор, бежать от страшных воспоминаний, иначе сойдет с ума. Если бы она похоронила Джоя рядом с отцом, тогда еще была бы причина остаться, но ее бедный брат похоронен где-то в Джорджии, далеко от дома. Ей уже никогда не придется преклонить колени перед его могилой. У нее осталось только драгоценное письмо от него.
Она умоляюще посмотрела на Альберта.
– Тусси и остальные негры хотят уехать в Канзас, – сказала она. – Говорят, там даже неграм разрешают селиться и покупать землю в соответствии с Законом о земельных наделах. У них есть шанс начать новую жизнь и владеть собственной землей. Я хочу поехать с ними.
– Одри!
Одри смотрела только на Альберта, не обращая внимания на возмущение Элеонор.
– Они хорошие люди, – сказала она. – Я должна им помочь, буду обучать их детей. Мне некуда больше идти. Бреннен-Мэнор не существует, у меня нет средств, чтобы восстановить дом и возделывать землю. Я ждала, что Джой вернется домой, а теперь мне уже все равно, Альберт, – она сжала в руке носовой платок. – Я надеялась… и надеюсь, что, возможно, ты дашь мне какую-нибудь сумму наличных, чтобы негры могли купить все необходимое для поездки на запад. Я могу подписать документы на продажу Бреннен-Мэнор и Сайпресс-Холлоу. Хотя особняки сожжены, земля всегда останется. Альберт, земля всегда дорого стоит, ее невозможно уничтожить. Такой предприимчивый бизнесмен, как ты, сумеет найти способ, как снова получать доходы с хорошей земли.
Альберт откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрел на нее, потирая подбородок. Элеонор поднялась, подошла к окну, посмотрела на негров в повозке.
– Ты готова продать Бреннен-Мэнор и Сайпресс-Холлоу, чтобы только помочь ниггерам?
Одри поднялась.
– Они мои друзья, Элеонор, мне хочется, чтобы ты перестала называть их ниггерами. Они негры, но самое главное – они люди, как ты и я. И хотят выжить. Но им нужно немного помочь, – она снова вопросительно взглянула на Альберта. – Им для начала нужны деньги. Ты смог бы купить плантации, Альберт? Документы сгорели вместе с домом, но мы пойдем к адвокату и подпишем необходимые бумаги, подтверждающие продажу земли.
– Мне удалось сохранить отель и сбережения, Одри, но учитывая нынешнюю обстановку и вероятность того, что налог на землю мажет возрасти, я должен быть очень осторожен. Знаю, что мы говорим о нескольких тысячах акров, но я не могу дать тебе более тысячи долларов. Я не чувствую себя вправе предлагать тебе столь ничтожную сумму на огромные плантации.
Одри чуть не стало плохо. Альберт, конечно, прав. Это действительно ничтожная сумма за тысячи акров плодородной земли. Было время, когда отец платил более тысячи долларов за одного хорошего работника. А теперь ей приходится соглашаться на тысячу долларов за обе плантации.
Она смотрела в глаза Альберту, зная, что он честный человек и, возможно, говорит правду. У нее действительно не было другого выхода. Они не смогут выжить здесь, даже если она переоформит землю на негров. Если они останутся в Луизиане, им здесь будет очень трудно. Здесь им никто не поможет, уже начали формироваться отряды белых, которые издевались и убивали негров, обвиняя их во всем, что произошло с Югом. Им необходимо уехать подальше во что бы то ни стало. Опустошенные плантации вызывали слишком много печальных воспоминаний.