Анна услышала шум драки — удары кулаков и громкие проклятия. Зажмурившись, она прижалась щекой к палубе и шептала молитву.
— Иисусе, Мария, Иосиф, помогите мне! Спасите, простите меня!
— Мистер Кинкейд!
Анна вздрогнула от зычного крика.
— Ах, проклятье! Человек, что я слышу?! Убийство!
Анну поставила на ноги. Волосы закрыли ей лицо, платье на груди было разорвано Спинером.
Кто-то завел ей руки за спину, больно их вывернув.
Капитан двигался через палубу, сейчас освещенную множеством фонарей. Пола его белой рубашки выбилась из брюк.
— Я пытаюсь хоть на минуту уснуть на этом проклятом корабле, а меня будят, чтобы сообщить, что убивают моих людей!
Он заправил рубашку в брюки. Брюшко перевешивалось через пояс. В первый день путешествия он обращался к эмигрантам с речью. Тогда он казался внушительным, с этими золотыми пуговицами и шитьём на мундире. А сейчас это был сонный человек, взъерошенный со сна.
Капитан остановился перед ней — глаза сузились, глядели зло, на щеках кудрявились бакенбарды. Он пристально оглядел ее с головы до ног, задержавшись на прорехе в платье, которая почти оголила левую грудь. Все замолчали. Гремел гребной винт. Кто-то из команды закашлял.
Капитан подошел поближе и убрал с лица Анны волосы. Приподняв голову девушки за подбородок, он внимательно всмотрелся в ее лицо. Потом медленно провел холодной рукой по обнаженной груди несчастной. Закрыв глаза, Анна чуть не закричала от ужаса.
— Как ваше имя, женщина? — спросил повелительно капитан.
Анна облизала губы.
— Отвечайте!
Она с трудом выдавила:
— Анна Мэ… Мэ…
— О Боже, да от нее кровью воняет! Где этот Спинер?!
Капитан прошел туда, где в темной луже лежало тело. Спинер лежал на спине, руки раскинуты. Капитан обошел вокруг тела моряка. Его сопровождали матрос с фонарем. Капитан снова пристально взглянул на Анну, зло сузив глаза. Он приказал:
— Отведите ее вниз, на тюремную палубу. Возьмите человека следить за ней. Что с ней делать, я решу утром.
Матрос по имени Кокберн, дружок Спинера, вышел вперед и схватил Анну за руку. За другую ухватился горбоносый Проныра Джибс.
Анна дико посмотрела на них.
— Нет! — закричала она, зарыдав в голос.
— Тихо! — воскликнул Кинкейд. — Отведите ее вниз.
— Подождите! — обратился капитан к помощнику. — Я не хочу, чтобы ее обесчестили, мистер Кинкейд. Никто не смеет до нее дотронуться. Возьмите надежного парня, чтобы он ее охранял, или сами этим займитесь. Вы будете лично отвечать за любые нежелательные последствия.
— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник. Капитан задержал взгляд на Анне, но ничего не сказал и ушел.
Кинкейд положил руки на бедра и обратился к матросам:
— Ладно, чертовы педики! Слышали капитана? Мужика, который дотронется до этой девчонки, запорют до полусмерти.
Кокберн сердито взглянул на Анну и пробормотал:
— Видно, старикан захотел ее…
— Флэнеген! — позвал Кинкейд.
Большеглазый молодой моряк вышел вперед. Кинкейд вынул револьвер из-за пояса и вручил его юноше.
— Стереги ее так, как будто она одна из тех святых, которым ты молишься. Любому, кто задумает до нее дотронуться, стреляй прямо в ухо. Слышал, парень?!
Молодой человек молча кивнул. Кинкейд пристально посмотрел на сгрудившихся моряков.
— Этому парню плачу доллар за каждого из вас, кого он убьет!
Матросы, безмолвные и враждебные, повернулись и отошли. Кинкейд кивнул стражнику Анны:
— Ладно, теперь все в порядке! Веди ее вниз!
Вместо освобождения Анна чувствовала только опустошенность и внутренний холод — ушли и надежда, и страдание. Молодой матрос сопроводил ее вниз по бесконечным трапам в темный, вонючий трюм.
Голубоватый туман почти погасил лампу, не пропуская свет. Ей удавалось разглядеть только тени, но она чувствовала сырость и запах зловонной трюмной воды и плесневелого груза. Были слышны визги крыс…
Стоя недалеко от Анны, Флэнеген, не отрываясь, смотрел на обнаженную грудь девушки. Анна попыталась стянуть разорванную ткань. Кровь застыла коростой и трескалась под пальцами. Моряк дал ей одеяло, пахнущее плесенью и гнилью, и Анна завернулась в него. Потом он надел ей на щиколотки кандалы. Они были тяжелыми и холодными. Толстые цепи, прикованные к ним, позвякивали, и в темноте раздавалось эхо.
— Вы не волнуйтесь, — проговорил молодой человек по-ирландски. — Капитан избавит от петли вашу голову… Отмоет, накормит и оставит при себе.
Анна молчала. Ей не нужны были притворные утешения… Она совершила убийство и за это должна умереть. А после смерти ее душа обречена на вечную неприкаянность…
Она закрыла глаза и стала молиться.
Стефен отложил опасную бритву и взглянул на яркий утренний свет, льющийся через иллюминатор. Наклонившись к зеркалу, он короткими движениями сбрил остатки щетины.
Промыв бритву, он умылся и посмотрел в зеркало, больше обычного обращая внимание на шрамы и глубокие морщины, избороздившие все его лицо. Интересно, что о нем подумала плясунья Рори? Возможно, не красавец, но достаточно приятный человек, который в этой жизни все попробовал… Зрелый, с сыном и достаточно богат, чтобы быть щедрым с хорошенькой девушкой из четвертого класса. Стефен вспомнил смущение Анны, ее яркую красоту и удовлетворенно улыбнулся.
Девушка не выходила у него из головы всю ночь. Он думал о ее губах, об изяществе ее длинных ног, об этих глазах цвета грозовой тучи… Представлял и все остальное тоже — зрелое, сладкое, обжигающее… Помилуй Бог, ведь она красивая женщина, а он столько времени спит один. Даже после боя с Магири Стефен не искал женского общества, — так был поглощен планами жизни с Рори и памятью о Розе…
Мысли о своей покойной жене Стефен быстро затолкал опять в темный уголок своей памяти. Он научился отделять Розу от того, что связано с похотью, — как из уважения к ее памяти, так и из-за желания сохранить душевный покой.
Стефен натянул рубашку и опять задумался об Анне. Эта женщина создана для греховных мечтаний. Грязная во всех отношениях, Анна Мэси была самой желанной из всех этих дам в каютах, включая и сочную мисс Кэмберуел.
Но у него мальчишка, а это проблема… Мужчина не может договриваться с дамами под носом у любопытного парнишки.
Вдруг дверь каюты резко открылась.
— Папа! Папа!
Стефен отпрянул от бритвенного зеркала. Перед ним стоял Рори, дрожа всем телом, бледный от горя. Стефен наклонился и взял мальчика за плечи. Крови не было, не было и признаков поломанных костей…
— Что произошло? — встревоженно спросил он. — Ты покалечился?!
Рори покачал головой. Давясь слезами и сопя, он вытер мокрые щеки. Мальчик пытался выговорить хоть слово, но при каждой попытке снова и снова заливался слезами.
Стефен еще никогда не видел, как плачет сын, и не знал, как его успокоить. Он мягко встряхнул Рори:
— Ну, хорошо, дружище. Не может быть, чтобы все было так плохо. Расскажи, что произошло.
— Анна… Анна…
— Анна?! — Стефен сжал плечи Рори. — Что с ней?! Говори, ну!
К Рори вернулся голос.
— Она… — Худые плечи затряслись. — Этот матрос… Ну тот, что испортил ей еду… Он хотел… хотел навредить ей, и она его убила…
— Убила?!
— Заколола его ножом… Ах, папа, они ее повесят!
Стефен ошеломленно и молча смотрел в лицо Рори. «Убила его! Она убила, эту дрянь?! Господи помилуй, — думал он, — я должен был догадаться, что ублюдок еще к ней заявится. Один раз взглянув на эту девушку, мне следовало бы это понять.„»'
— Где она сейчас?
— В тюремной камере… В цепях!
— Иисусе Христе! — Стефен топнул и сильно ударил кулаком по ладони. «Они, видно, всю ночь с нее не сходили!» Он провел ладонью по волосам, быстро натянул рубашку. Позабыв о галстуке, надел пиджак.
Рори блеснул глазами:
— Ты ей поможешь, папа?! Не дашь ей умереть?! Стефен взял мальчика за подбородок:
— Не думай о плохом, юный Флин. Я уже иду повидать капитана. Ну, так как насчет улыбки для старого отца?