Зашнуровав ботинки, Стефен подал Эмету поношенную кепку из зеленого фетра, кепку, которую посчастливилось подбрасывать над множеством боксерских рингов.
— Ну, приятель, сегодня ты оказываешь почести. Эмет, взяв кепку, озабоченно произнес:
— Уверен, ты что-то не то сказал об остановке матча. Бои — это твоя жизнь, Стефен! Почему ты так решил?! Ты же великий боксер! Стефен отвел взгляд:
— Я решил так потому, что у меня есть сын, Эмет. По несчастному выражению лица Эмета Стефен понял, что его юный друг не понимает его опасений. Эмет всегда будет считать его молодым и сильным, вечным чемпионом.
— Ну ладно, не беспокойся, — заметил он, примирительно улыбнувшись. — Мы еще поглядим кто кого.
Они вышли из хижины, направившись к дороге на горный луг, двигаясь чрезвычайно медленно, потому что ходьба для Хэмера была воистину мукой. Разглядывая крутящиеся ветряки, Стефен неожиданно вспомнил о письме. Это аккуратно написанное письмо пришло из Ирландии около недели назад.
«Дорогой мистер Флин, — говорилось в письме, — бабушка умерла. Я живу с дядей Пэдрейком, но мечтаю приехать в Америку и жить с тобой. Дядя Пэдрейк говорит, что пора настала. Твой сын, Рори Флин».
Стефен уставился на письмо, пытаясь вообразить себе этого Рори Флина, своего сына, десяти лет от роду и нуждающегося в отце. Он быстро осознал ситуацию и решил, что пришло время объявить о сыне.
Через десять лет настало время оставить прошлое в покое. Но вначале надо было дать урок Били Магири, хвастливому любимцу бандитов из Четырнадцатого округа Нью-Йорка. Магири побил стареющих противников быстро и жестоко, крича повсюду о легкости этих побед. По результату своего последнего боя Магири объявил себя даже чемпионом Америки, а хвастовство Стефен не мог оставить без ответа.
Наконец они взобрались на гору. Толпа, волнуясь, теснилась вокруг них. Мужчины выкрикивали оскорбления и похвалы, стараясь толкнуть или дотронуться. Тяжкий дух дешевой выпивки и масла для укладки волос забивали свежие запахи соленой воды и влажной свежевскопанной земли.
Группа мужчин из Бауэри, прокладывая локтями дорогу через возбужденную толпу, обступила Стефена.
— Помни, Хэмер, — крикнул Стефен.
— Ага, Стефен, но мы его сделаем.
Раньше страстность толпы болельщиков придавала храбрости Стефену. Сейчас у него вспотели ладони и сжало грудь. Он старался сосредоточиться на бое, пытаясь вызвать в себе хоть каплю былого гнева, но мысли его опять и опять возвращались к Рори: «…мечтаю, что смогу приехать в Америку и жить с тобой».
Подойдя к внешнему рингу, Стефен нырнул под канаты. Он осмотрел расположение внутреннего ринга, разделение углов, разделительную линию по центру, затем перевел взгляд на мужчин с кольями, назначенных стражниками во внешнем ринге. Когда он кивнул в знак одобрения, Эмет перебросил через канаты кепку Стефена, и толпа прокричала его имя.
Не обращая внимания на шум толпы, Стефен скользнул за канаты внутреннего ринга и пошел в свой угол. Он взглянул на пролив, на широкую голубую воду, испещренную гребешками волн, с такой тоской, как будто мог увидеть Ирландию и мальчишку, ожидающего его там.
Больше никаких призовых матчей не будет. Не будет больше ни крови, ни боли, ни ярости… Сегодня вечером он упакует свое боксерское снаряжение навсегда. А завтра вручит Эмету ключи от кладовой и поплывет на корабле в Ирландию.
Он готов обрести сына.
Часть I. ДЕЛОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ
ГЛАВА I
Май, 1858 год
Поднявшись на цыпочки, Анна Мэси покачивалась, слушая зажигательную мелодию джиги. Мелодия, которую выводил скрипач, пробудила воспоминания о деревенских праздниках, столах, заваленных яблоками и сладкими пирогами; о лошадиных ярмарках и разговорах за пинтой портера. Мысленно она перенеслась в мир зеленых полей и изгородей из фуксий, плывущих туманов и острого привкуса дымка горящего торфа.
Детство Анны, проведенное в Керри, отделяли от палубы парохода «Мэри Дрю» больше двенадцати лет и целый океан сердечных страданий. Пароход направлялся в Америку… Время, расстояние исчезли, как только она заслышала родную мелодию.
Вдруг ее кто-то подтолкнул сзади.
— Выходи, девушка, — произнес какой-то мужчина. — До чего ж ты хороша! Дай парням на тебя полюбоваться.
Призыв скрипки был сильнее осторожности. Выждав момент, Анна двинулась к скрипачу.
«Ничего плохого не произойдет, если я немного потанцую», — подумала Анна. Она была единственной женщиной на корабле, лицо и фигура которой заставляли мужчин замирать на месте. Но что опасного может с ней произойти на корабле, набитом эмигрантами? Если только кто-нибудь из мужчин переступит черту, она сумеет поставить его на место.
Скрипач поощрительно подмигнул Анне, и через секунду она уже стояла перед ним, положив руки на бедра, притоптывая кожаными башмачками. Толпа мужчин обступила ее теснее. На загорелых лицах под грубыми шляпами от солнца появились улыбки, раздались одобрительные крики, оглушительные аплодисменты. На голубом, безоблачном небе ярко светило солнце. Анна вдохновенно отбивала ритм.
— Да ты просто бальзам для воспаленных глаз! — вскрикнул кто-то восторженно.
Пот увлажнил брови, дыхание стало прерывистым, но Анна держала ритм, хотя «Мэри Дрю» то и дело вздымалась и ныряла в морских волнах.
— Матерь Божья, да я за всю жизнь не видал такую! Анна приподняла немного юбки. Ее ноги сверкнули наготой из-под красной фланелевой нижней юбки. Мужчины не отрывали от нее глаз. Анна откинула голову и засмеялась. Шпильки выпали из волос, и ветер растрепал ее густые рыжевато-каштановые кудри. Музыка унесла прочь неприятности ее двадцати четырех лет жизни, и на какой-то миг исчезли мысли о вероломном муже и загубленных мечтах.
Анна вспомнила мать и отца, самую красивую пару в деревне, танцевавших лучше всех на празднике… Потом она подумала о новом доме, об Америке, где все всегда сыты и где нет господ. В Америке женщина может прокормить себя, не нуждаясь в муже…
Да, этот танец был восхитительным. Анна изгибалась и кружилась в вихре танца до тех пор, пока силы не оставили ее. Она сделала реверанс скрипачу и стала пробираться через толпу улыбающихся эмигрантов.
— Давай еще разок, дорогая! Честное слово, у тебя фигурка что надо!
Худой ярко-рыжий парнишка в изношенной шапке схватил ее за руку.
— Я просто влюбился в тебя! Выходи за меня! Анна добродушно оттолкнула его:
— Опомнись! Видно, Господь Бог забыл в твою голову мозги положить!
Она резко вырвала руку и пошла дальше по палубе, мимо ящиков и клеток, мимо больших кадок для картошки, мимо детей, которые носились и пронзительно кричали. Какой-то человек, насвистывая на жестяной дудочке, подмигнул ей. Напевая про себя, Анна прокладывала себе дорогу, обходя белье, разложенное для просушки на досках, и нагибаясь под юбками и одеждой, развешанными в стороне от главного прохода. Кучка детей столпилась около курятника, дразня в клетках кур, предназначенных для пассажиров первого класса. Повар выбежал из камбуза, размахивая ложкой.
— А ну, — закричал он на детей, — или я в котел покидаю вас!
Дети разбежались, и Анна засмеялась.
Она повернулась, чтобы идти дальше, но уткнулась в фигуру, которая обдала ее перегаром и запахом немытого тела.
— Куда торопишься, ирландочка? — хрипло спросил моряк с худым лицом без подбородка. Из-под морской фуражки выбивались соломенно-желтые волосы.
Анна отступила, чувствуя, как у нее запылали щеки.
— Мне не о чем с вами разговаривать!
С самого начала плавания она игнорировала похотливые взгляды моряка и его непристойное бормотание, когда она проходила мимо него. Вот и сейчас она гордо вскинула голову и попыталась его обойти. Но мужчина загородил проход. Анна повернула голову и с ужасом увидела еще троих человек. Они обступили ее, нагло улыбаясь.