Стойка для хостес, здесь же станция для официанта и полукруглая барная стойка. Весь персонал в ожидании на своих местах.
Когда мы вошли, девушка хостес тут же поспешила к нам, но Яр остановил её жестом и приветливо кивнул. Она кивнула в ответ, и мы заняли столик для двоих.
Они не подавали вида, но конечно же, уже сделали свои выводы на мой счет и сразу же заметили мое дешевенькое платье и босоножки.
О, ужас, что они обо мне думали? Не водит же Яр сюда каждую неделю по одной бедной овечке?
Лучше уж пошли бы в людное место, где никто бы на меня не таращился из-под невозмутимых масок «мы ничего не видим и всем рады». Я чувствовала себя ужасно неловко.
Я задыхалась от мешанины чувств. Я хотела бы быть красивой для него, подходящей. Все, что я с негодованием отвергла с Игорем, я бы воплотила с Яром.
Только что воплощать, да и мне денег никогда не хватит, чтобы на таком вот уровне. Да и была бы это я? Разодетая, умасленная, с маникюром и на высоких шпильках.
Я вдруг успокоилась. Это всего лишь оболочка. Я осталась бы все той же. Уж какая есть.
Я наконец подняла голову и смело посмотрела в глаза Яра.
Он же смотрел на меня, не отрываясь.
Жадно.
Яр рассматривал Марго. Он видел её смущение, видел, как она стесняется себя в роскошной обстановке, видел, как она что-то с усилием преодолевает в себе, он видел на лестничной площадке, как она на него смотрела — распахнутыми голубыми глазами, небом, надеждой, всей собой.
Боже, как же она была откровенна, открыта, и любое шевеление её души откликалось в нем, волнуя его уже давно похороненную вместе с женой душу.
И он жил в эти моменты. И впитывал Марго каждую секунду. Не мог оторваться.
— Не удивляйся, что мы одни. Это мой ресторан, — сказал Яр. — Открыл, когда Москву отправили на карантин во время пандемии. Только для себя и близких друзей, чтобы было, где отдохнуть и вкусно поесть. Тебе неуютно?
Она кивнула. В тот же момент Яр отдал распоряжение персоналу принести блюда, притушить свет, включить музыку и оставить их совершенно одних. Чтобы Марго стало спокойно.
Она благодарно улыбнулась, оценила, что он понял её состояние.
Яр долго шел к своей цели, и в том мире, в котором он делал свои шаги, женщина придавала мужчине статус, свидетельствовала о его достижениях, словно дорогая машина или часы.
У женщин в его мире должны быть брендовые вещи, определенные атрибуты внешнего вида.
Он заполучил такую женщину когда-то — Полю, ядовитую, роскошную Полину, и она была мерилом его достижений. Все женщины должны были быть такими.
Но он бы оторвал руки тому, кто попытался бы хоть каплю изменить в Марго.
Яр мысленно перебирал золотые волны её волос. Разве можно их завить в локоны и придать им неестественный декоративный блеск?
Разве можно уничтожить загаром прозрачную белизну её кожи, сквозь которую так заметно бьются венки? К чертям все солярии.
Разве нужно другое платье, вместо этого? Подчеркивающее её хрупкость и невесомость.
Яр впитывал в себя эту слишком откровенную в своих чувствах девушку, как будто глотками пил жизнь.
Она была совершенно чужда всей этой обстановке, она права, что чувствует себя неловко. Она, нежная, трепетная была чужда ему, заматеревшему чудовищу, которого опасаются партнеры, который…
Который убил своей яростью, своей дикой энергией, бушующей в нем и двигающей его вперед — жену. Разве может он, разве имеет права дотронуться до этой девушки?
Яр прикрыл глаза, успел увидеть встревоженный взгляд Марго.
Нет. Тысячу раз нет.
Марго распахнула глаза, а затем посмотрела на его руку.
Он изо всех сил сжимал салфетку. А она… положила маленькую прохладную ладошку на его побелевший кулак. И он отпустил салфетку. И ушла вина и ярость.
Он услышал песню, в приглушенной темноте зала протяжно запел низкий голос итальянца: «Besame mucho».
Как и тогда с книгой и букетом, Яр не мог сопротивляться, его внезапно унесло, и он сам не знал, что скажет в следующий момент.
— Потанцуй со мной, — Яр встал изо стола и протянул к ней руку.
Всего раз. Ненадолго её коснуться, ощутить в своих объятиях. Только раз.
А Марго вспыхнула, улыбка бабочкой вспорхнула на ее губы, и Марго потянулась к нему.
Bésame, bésame mucho — Целуй, целуй меня жадно,
Como si fuera esta noche la última vez — Так, словно у нас остается последняя ночь.
Bésame, bésame mucho — Целуй, целуй меня страстно,
Que tengo miedo perderte, perderte después — Боюсь обладать тобой, а потом — потерять.
Песня умоляла о любви, о поцелуе. Тишина и сумрак зала околдовывали, уносили прочь от забот, от всего мира за стенами этого ресторана.
Но главное, это она, сияющая девушка, словно солнце.
Яр подхватил её, положил руку на тонкую талию, во вторую руку доверчиво легла узкая ладонь Марго.
Он притянул её к себе, ближе и еще ближе.
Почувствовал прикосновение упругой груди, на мгновение опустил голову в ее волосы, вдохнул. Снова пришло на ум — поле, травы, цветы.
Марго была вся на виду. Ни одно ее чувство не могло ускользнул от внимания Яра.
Он думал, что так же откровенно она бы изгибалась бы в его руках обнаженной, как сейчас плавно танцует и тает.
Грудь Марго вздымалась, ресницы трепетали. Запрокинув голову, так, что волосы шелком опустились на его руки, она смотрела в его глаза, а затем, забывшись, опускала взгляд на его губы.
И Яр сошел с ума. Разум его затуманился.
Он положил ее вторую ладонь к себе на плечо, обнял и склонился к её лицу. А затем, не в силах противиться притяжению, он потянулся к ее шее, там, где бьется от желания и страха жилка, и поцеловал это место.
Запах Марго был опьяняющим. Её дыхание сбивалось, она вцепилась в его плечи, она прижималась с нему всем телом, глаза её заволокло туманом.
И он знал, без слов знал, что она также сейчас оглушена их обоюдным желанием, и она чувствует, насколько сильно он ее хочет.
Ничего не могла скрыть Марго. И это заводило настолько сильно, что еще мгновение и он сорвется.
Сейчас, прямо сейчас.
Besame, besame mucho — Целуй, целуй меня жадно
Упрашивала песня
Яр запустил руку в волосы. Губы Марго приоткрылись, ее глаза закрылись, Яр тяжело дышал, склонившись на ней. Она вся была в его руках. Нежная, откровенная Марго.
Марго
И откуда-то издалека, из другого мира звонил телефон.
Я медленно открыла глаза, Яр еще мгновение смотрел на меня, словно боролся с чем-то, а затем как-то криво улыбнулся, склонился передо мной в шутовском поклоне, поцеловал кончики пальцев и отошел к столу.
Я похолодела.
Зачем он так? После этого танца, после его объятий.
На ватных ногах я вернулась за стол, машинально взяла сумочку и, пока он говорил по телефону, повернулась и направилась к выходу.
— Марго, у меня был важный разговор к тебе. Вернись, пожалуйста, — это было похоже на приказ, а не на просьбу.
Не знаю зачем, я вернулась за стол. Может, я надеялась услышать объяснение этому внезапному преображению.
Может, он поговорит по телефону и снова посмотрит на меня так, как это было мгновение назад.
Но его разговор закончился. Тут пришли официанты, замелькали вокруг нашего стола: расставляли тарелки, наливали в бокалы вино.
Все это время мы смотрели друг на друга через стол, не отводя взгляда.
По его лицу я ничего не могла сейчас разобрать. Только заметила, как желваки перекатываются по скулам. В моих глазах стояли слезы, но я не плакала. Я не стану.
— Музыку выключите, — приказал Яр.
Вот нас снова оставили одних. Тишина между нами была слишком громкой.
— Я должен извиниться, — начал Яр. — Тогда в машине я сделал предложение, и оно было некорректным. Мне показалось, что между нами возникло некоторое естественное для мужчины и женщины, хм, ощущение, если так можно сказать. Мне не хотелось создавать иллюзию, что в этих, хм, ощущениях есть нечто большее, чем физиология, поэтому уважая твое и мое время, я выразился так, как выразился. И слишком поздно понял, что это было невежливо.