В нем шла борьба. Но что боролось с чем — я не знаю. Исход борьбы стал ясен мгновение спустя, когда он сказал холодно:
— Ты будешь носить эти. Я — твой работодатель и мне определять твой дресс-код на работе. Здесь все подобрано по твоему размеру.
Сам его тон был оскорблением. А его слова лишний раз подтвердили, что я права. Чуть было не поддалась на соблазн развлечь богатого мужчину своей неподходящей этому роскошному месту персоной.
И как он меня чуть не трахнул в моем не брендовом шмотье. Это я уже взъелась.
— Вещи, как и цветы, выбирала ваша секретарша или ваша дама, на чей вкус мне ориентироваться? — съязвила я.
— Цветы, как и вещи, выбирал я сам, — сказал, как отрезал.
Между нами повисла тишина. Очень громкая тишина, будто мы оба кричали, только не было слышно ни звука.
А затем Яр сказал. Тоном, не терпящим возражений:
— Вечером ты обязана присутствовать на общем ужине. На каждом ужине все две недели.
— Мне не нужны твои подачки! Не нужно из меня делать игрушку! Забери к черту свои роскошные шмотки, одевай кого-нибудь другого! Я здесь для твоего сына, а не для тебя! Слышишь, не для тебя! и не обязана приходить на ужин к тебе, — я не могла сдержать обиды, злости, его тона, его отстранённости и холодности.
Мне было больно.
Он за один шаг молниеносно оказался рядом со мной.
На его скулах ходили желваки, мне казалось, он меня сейчас растерзает, уничтожит. В глазах плескалась ярость, он меня пугал.
Я опустила глаза, сжалась, и потекли слезы. Ещё мгновение, и Яр исчез. Хлопнула дверь каюты, я осталась одна.
На полу осталась лежать сверток в подарочной бумаге, перевязанный лентой. Под бантом в маленькой открыточке стояло: «Маргарите».
Всхлипывая и размазывая слезы по лицу, я взяла его, развязала ленту, убрала бумагу.
И ахнула.
Джейн Остин «Гордость и предубеждение»! Редкое дорогущее издание. Та самая книга, на которую я облизывалась в книго-кафе. Боже! Яр!
Но как он это сделал, откуда узнал? Выходит, что озадачился и постарался узнать? То, что я люблю, то, что мне важно — он захотел это узнать. И вот.
Я погладила книгу.
Он, что, проник в мои мысли настолько?
Так почему же это все: чемодан, тон, приказы?
Вопросы, вопросы.
Глава 23. Отказ за отказом
Он шел к себе и злился. На себя. Потому что не сдержался. Снесло крышу. От глаз, от близости, от ее глаз. С ней его заливало чувствами, с ней его качало на волнах.
Живой. Злой.
Он же обещал себе, что убережет ее от себя!
Но еще его совершенно нелогично злили ее отказы. Она же буквально тает в его руках, горячая, безудержная в своих ответах на его поцелуи и ласки. И при этом умудряется остановиться, и это равноценно тому, что полыхающий костер заливать ледяной водой.
Секс он ей предложил в первый раз, согласен, он был неправ, просчитался. Привык, что девицы на деньги и статус клюют и тут же на все готовы. Работу ей предложил, отвергла его роскошное предложение.
Сейчас тормознула на всех парах, потому что чемодан с брендовыми шмотками ее оскорбляет.
Яр выругался.
«Может, выбросить её за борт? Вместе с этими её медовыми волосами и голубыми глазами. Получится Марго Луговая — рыба водяная», — подумал Яр и усмехнулся своей шутке. Марго бы посмеялась.
Ну, ок, он уже понял, что она вся такая не про деньги. Честная, искренняя. Но что ей надо, черт возьми?
«Да плевать. Это не мое дело, мое — держаться от нее подальше, чтобы ничто в ней не испортить собой», — думал Яр.
Полноценно злиться не получалось потому, что у него на губах все ещё был вкус её поцелуя. Руки пахли её телом, он будто всё ещё слышал её постанывания. Эта девушка начинала сводить его с ума.
Он вошёл в свою каюту и запер дверь. Он только лёг на кровать, как в дверь постучали.
Яр открыл, на пороге стоял Глеб.
— Не занят? — спросил Глеб и не дождавшись ответа вошёл в каюту.
Яр пропустил его, немного недоумевая от его наглости, но в то же время отмечая про себя, что именно так и было в последние два года.
Яр не обращал на это внимания, но после смерти жены, когда Яру было всё равно, что с ним и с его жизнью будет дальше, Глеб себя вёл именно так. Нагло и как будто с позиции сверху.
Глеб достал из мини бара бутылку виски, уселся на диване и спросил:
— Есть стаканы?
Стаканы для виски стояли перед ним на столе. Яр показал на стол. Глеб откупорил бутылку и налил себе и Яру.
Яр смотрел на своего друга и ему казалось, что он видите его впервые. Яр никак не мог сообразить, почему Глеб вёл себя так как вёл, после смерти Поли. Да, он вроде как заботился о делах Яра, но это и его дела тоже.
Как-то слишком он радел за спокойствие Яра. Врачи, таблетки. Все же Яр не был совсем уж беспомощным. Но Глеб всё преподносил в таком свете, будто без него всё тут же рухнет. И Яр почему-то верил.
Яр сел на стул напротив Глеба.
— Я не пью, Глеб, — сказал он и отодвинул от себя стакан.
— Ну, ты же теперь такой как прежде стал, вроде как, а раньше не отказывался от бокальчика, — сказал Глеб с пренебрежением.
Яр ничего не ответил только сложил руки на груди и глянул на Глеба исподлобья.
— С чем пришёл? — спросил Яр.
— Я тут с Савельевым пообщался, помнишь такого?
— Помню, мутный он какой-то, чем он там сейчас занимается? Криптой?
— В том числе. Криптовалютную биржу запустил. Хочет в наше строительство в регионах вкладываться, но с условием, что мы у него на бирже разместимся средствами.
— Не интересно, какой мне с этого профит? Биржа его может схлопнуться в любой момент, да и волатильность у крипты слишком большая. В трубу можно вылететь, — ответил Яр.
Глеб недовольно сморщился, одним махом осушил бокал с виски и сказал:
— Я уже договорился, будем размещаться, ты не понимаешь идеи.
— Своими средствами размещайся, ради бога. Я сказал — мне это не интересно, — повторил Яр своё решение.
— Надо же, твоё — моё, как заговорил, — презрительно бросил Глеб.
— Что-то ты вокруг да около, давай-ка начистоту, — Яру уже не нравился весь этот разговор.
— А что начистоту? Давай-ка лучше так. Ты прежде, чем стратегические решения принимать, такие решения, которые все два года я за тебя принимал, сначала таблеточки начнёшь снова принимать. Ты же без них не адекватен.
— Ещё что-нибудь добавишь? — Яр смотрел, как Глеб подливает себе виски.
— Обязательно добавлю, Яр, — Глеб залпом осушил ещё одну порцию и подлил новую. — Ты уже сгубил две жизни, хочешь ещё чью-нибудь загубить?
— Одна жизнь — это Полина, я понял, а вторая чья?
— Марат, кто же ещё, — Глеб захмелел, но не собирался останавливаться.
— Я, кажется, уже говорил, что мои отношения с сыном тебя не касаются? Ты, видимо, не понял? — Яр поднялся со стула.
— О! Наш грозный Яр гневается! И, что ты сделаешь? М?
— А ещё какую жизнь я, по-твоему, могу загубить? Уж не твою ли?
— Мою, Яр, мою. Если ты опять принялся рулить делами, с твоей больной головушкой, всё же к чертям отправится. А я не хочу потерять всё, что у меня есть.
— Тогда выходи из бизнеса. Забирай своё и проваливай, — глаза Яра потемнели.
Ему хотелось вышвырнуть Глеба из каюты.
— И скажи Савельеву, что никаких сделок не будет. И твоё право подписывать финансовые документы я отзываю. Свободен, — Яр показал на дверь.
Яр закрыл за Глебом дверь. Он благодарил себя за то, что сдержался и не оторвал голову Глебу. Тот перешёл уже все возможные границы и Яр не мог понять, что происходит с его другом.
Но сейчас его больше заботило — придёт Марго на вечернее мероприятие или нет. Он даже думать не хотел, что произойдёт, если он и в четвёртый раз откажет ему.
«Дожил, — подумал Яр, — я теперь её отказы считаю».
Яр сменил рубашку — белую на белю и отправился в кают-компанию, где уже понемногу начали собираться гости теплохода.