Яр потащил Глеба по трапу к пирсу. Тот ничего не мог поделать, а если пытался сопротивляться, тут же получал по ребрам.
Они сошли на берег, Яр ударил Глеба в солнечное сплетение и потащил в воду.
Мы с Кристиной переглянулись и бросились к ним на берег. Яр вошел в воду чуть ли не по шею и уже держал Глеба под водой, схватив за горло. Сомнений не оставалось, он собирался утопить Глеба.
И тем самым погубить и себя.
В каюте я видела перемену на его лице, от внезапной легкости после откровений Глеба до вновь нахлынувшей на него тьмы. Он не видел для себя просвета. И видимо, решил погубить и себя тоже.
Мы с Кристиной уже шли по берегу, ноги скользили по прибрежным камням. Недолго думая, я бросилась в воду. Берег был пологим, но дно каменистым, идти было тяжело. Кристина рассекала воду рядом.
И если Яр стоял на своих двоих на глубине, даже высокой Кристине не хватало роста, мне и подавно. Нам пришлось плыть.
Кристина схватила Яр за плечи.
— Яр, остановись, что ты делаешь? — пыталась она хоть как-то его уговорить.
Он снова отмахнулся от нее. И хорошо, что дело происходило в воде и отмахнуться как следует у него не вышло. Иначе, Кристине был точно не поздоровилось.
Но это дало передышку Глеба. На поверхности воды показалась его голова. Он захлебывался, в ужасе вытаращив глаза.
— Ты думал, что просто выплеснешь на нас свой яд, гнида, и пойдешь себе жить дальше? Ты полагаешь, что то, за что меня боятся, это лишь иллюзия и тебя не затронет? Или ты думал, что можешь не отвечать за свои слова? Ну нет, дружище, ты ответишь по полной, — говорил Яр, глядя в наполненные ужасом глаза Глеба.
Бывает такой момент в жизни, когда все бурные события, люди, слова, время вдруг замирают, и ты попадаешь в тишину. Река не течет. Никто не кричит и не бежит с пирса сюда. Я смотрю на Яра. И в этот застывший миг внезапно сходятся в одну яркую точку все линии. Пока я мучалась своей неуверенностью, пока я страдала от перепадов состояний Яра, все было так, как я и подумать не могла. Он уничтожал себя чувством вины, он не позволял себе жить дальше. Хотел, но не думал, что не имеет права. Не он мучил меня, а мое появление в его жизни мучило его. Это не я была не его поля ягода, а он считал себя недостойным меня.
Как только я это осознала, снова зашумела река, кричала Кристина, бежали люди. Но я уже знала, что делать.
Я подплыла к Яру, обняла сзади за плечи и как могла спокойнее, учитывая происходящий кошмар, сказала ему на самое ухо:
— Отпусти его, хороший мой. Слышишь? Я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя.
Яр ослабил хватку. Наверное, от изумления. Глеб вынырнул, но Яр его не отпускал. Глеб держался обеими руками за руку Яра, державшую его за горло.
Я продолжала говорить:
— Да, я люблю тебя, — я обняла его сзади за шею. — И ты должен быть со мной. Мы должны быть все вместе: я, ты и Марат. Если ты его сейчас утопишь, убьешь — значит он победил. Отпусти его.
Яр еще держал Глеба за горло, но уже не так сильно сдавливал.
— Он же хотел тебя сгубить, так и сгубит, если ты не остановишься, — продолжала я. — Тебя посадят и посадят надолго. Он добьется своего даже таким образом. А я не смогу без тебя. Марат не сможет без тебя. Ты погубишь не только себя, но и меня, и сына. Не хочешь ради себя, сделай ради меня и Марата. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, сумасшедший ты мой. Люблю, хочешь ты этого или нет.
Яр отпустил Глеба. Тот отплыл в сторону и погреб к берегу, где его уже ждали ребята Яра.
— Греби отсюда, Ихтиандр х…, — матюкнулась Кристина и сама поплыла к берегу.
Меня почему-то это рассмешило. Ну, никак не шла нецензурная лексика элегантной и утонченной Кристине. Хотя сейчас, мокрая растрепанная, отфыркивающая воду Кристина больше была похожа на не очень-то элегантную кошку, которую зачем-то бросили в воду.
Яр повернулся ко мне и обхватил меня за талию. Я обвила ногами его мощное тело. Он смотрел мне в глаза и улыбался. Мы с ним мгновенно забыли о Глебе.
— Любишь? — спросил он меня. — Правда, любишь, такого вот?
— Очень люблю, зверюга ненормальный, — я наконец-то назвала его зверюгой вслух.
— И я люблю тебя, Марго Луговая — ромашка полевая.
Это был самый долгий и самый жаркий поцелуй, который только может быть. Мы не могли оторваться друг от друга. И так и стояли в воде. И простояли бы целую вечность. И целую вечность длился бы этот поцелуй.
Я растворилась в этом поцелуе. Растворилась в моем любимом мужчине без остатка, а он растворился во мне.
«Наверное, так мужчина и женщина становятся одним целым», — промелькнуло у меня в голове.
Он крепко прижимал меня к себе. Я держалась за него руками и ногами. Он подхватил меня под попу, и мы все на выходили из воды. Будто наслаждались тем, что река уносит течением нас прежних. Уносит все невзгоды, мое дурацкое прошлое и тяжелое прошлое Яра. Обиды и болючие воспоминания. Лишних людей и людей, которые ушли сами, по своему желанию или из-за трагедии.
Я знала, что Яр чувствует то же, что и я. Просто знала и все. Знала, что через меня он сейчас освобождается от всего, что держало его в клетке и от всего, что в эту клетку его загоняло. Мы с ним, словно одержали саму большую победу — победу над самими собой.
Казалось, ничто сейчас нас не заставит оторваться друг от друга.
Но у вселенной на этот счет было другое мнение.
— Марго! — услышала я истошный крик Любы. — Марго! — она бежала по палубе к трапу и размахивала руками, как какая-то бешеная перепуганная птица крыльями.
Я посмотрела на Яра. Он посмотрел на меня и нахмурился.
— Марго! Беда! Вылезай оттуда скорее, беда! — кричала Люба.
Глава 35. Стальная стрекоза
Я бежала по трапу на борт теплохода. Яр поднимался за мной.
— Что случилось, Люба, — схватила я ее за руки, — что за беда?
Люба глянула на Яра и повела меня в сторонку. Тот тактично остался на месте, но смотрел на нас так, словно собирался прочитать по губам, о чем мы будем говорить.
— Коллекторы, — прошипела Люба, когда мы немного отошли.
— Что, блин, коллекторы, говори давай нормально, — разозлилась я.
В мокрой одежде было холодно, еще Люба тут с загадками.
— До тебя не дозвонились, пока ты там со своим водяным миловалась.
Видимо, Люба видела нашу с Яром сцену.
— Позвонили мне, не знаю откуда у них номер, наверное, пробили на всякий случай, когда поняли, что я твоя соседка, — продолжила Люба.
Сердце мое застучало как бешеное. Я предположила самое худшее — они у родителей.
— В общем, они у твоих родителей! — подтвердила мои опасения Люба.
Я рванула в свою каюту, где остался телефон. Сменила мокрую одежду на сухую и схватила телефон. Как раз в этот момент он зазвонил. На экране высветилось — папа.
— Да, пап, привет, что у вас случилось? — выпалила я.
— Маргаритка, привет, — папа всегда звал меня Маргариткой, — какие-то люди к нам пожаловали. Говорят, ты кучу денег должна. Ты правда им что-то должна?
— И да, и нет, — я не понимала, как можно сейчас сразу объяснить всю ситуацию с Игорем. — Это не мой долг, в общем, но требуют они его с меня.
— Ясно…
Я слышала, что отец еще что-то хотел сказать, но у него будто выхватили телефон.
— Так, Луговая, прекращаем лирику. Дела обстоят так. Если сегодня к вечеру не привезешь деньги, сожжем дом. Все, до вечера! — коллектор положил трубку.
Я стояла на месте и хлопала глазами, не в силах поверить, что все происходит на самом деле.
«Так, Марго, думай», — соображала я лихорадочно. Я прикинула, вряд ли они на самом деле будет что-то там сжигать или как-то физически вредить родителям. Чай не бандитские времена на дворе. Посадят.
Но дело было не в конкретных действиях коллекторов. А в угрозах. Именно в давлении на родителей было дело. Если папа, может, еще как-то справится, хоть и мнительный он, конечно, но мама. То маму они точно доведут до инфаркта.