Пилот сказал нам, что ему велено дождаться нас и доставить обратно. Мальчишку он пустил в кабину, и счастью мальчугана не было предела. Я сделала себе отметку на будущее, если оно случится со мной, упросить Яра взять Марата с собой в вертолет, чтобы Марат улыбался так же открыто, как этот мальчик.
Будущее было зыбко, на носу угрозы и коллекторы. Но я не могла заставить себя всерьез думать об этом, рядом был Яр, он сказал, что все решит. И это было так твердо, непоколебимо. Я словно шла за ним и собирала цветочки, любовалась пейзажем, пока он впереди разгребал на моем пути завалы и камни. Так мой отец делал для нас с мамой, чтобы мы наполняли его жизнь уютом и красотой.
Когда пилот заглушил двигатель, и винты остановились, мне показалось, что я оглохла от обрушившийся на меня тишины поля, виднеющегося вдали леса. После бурной Москвы, после теплохода, где тоже никогда не было тихо, здесь, казалось, полянку и сам поселок накрыли звуконепроницаемым куполом.
Но вскоре звуки дали о себе знать. Совсем другие, не такие как в городе. Мягко шелестела листва. Щебетали какие-то птицы и стрекотали кузнечики, шуршали по траве коровы. Как же я соскучилась по этой умиротворяющей музыке мира. И как не вязались с солнцем, травой и коровами какие-то проблемы. Все-таки город остался мне чужд, душа моя раскрывалась птицей здесь.
Яр потянулся всем своим могучим телом, глубоко вдохнул и сказал на выдохе:
— Хорошо-то здесь как! Умиротворяет.
Я улыбнулась. Ему шла природа, он здесь смотрелся даже еще гармоничнее, чем в городе. Его сила и мощь скорее были природными, нужными и уместными здесь, а не в городе. Но он — дитя города. А я… если скажет, я буду с ним там, где он посчитает нужным.
Хотелось завалиться с ним в траву и цветы здесь на полянке и… но сейчас было не до этого. Нужно было спешить.
Яр взял меня за руку, моя ладошка утонула в его ручище, горячей, сильной, и мы пошли к поселку. Я знала, что до дома родителей идти всего минут пятнадцать, и мне хотелось, чтобы эти пятнадцать минут длились как можно дольше. Чтобы моя рука в его руке. После всех метаний я не могла расслабиться и поверить, что так и будет дальше — через пятнадцать минут, завтра, через неделю. Поэтому я каждой клеточкой была в его руке, каждое биение сердце было там — в его руке. Я поглядывала на него сбоку. Я дышала им, полем, солнцем. Это был мой момент. Сейчас.
А потом я запнулась. Из-за того, что смотрела на Яра. И полетела носом вперед. Яр подхватил меня — нежно, бережно, поставил на ноги и наклонился надо мной.
— Я уже понял, ты падаешь, когда волнуешься. То мне на капот, то мне в руки при встрече, то из машины. Видимо, твое тело таким метафоричным образом орет «я не буду жить обычную, как у всех людей жизнь, она меня пугает, я иду на дно, я падаю в пропасть, спасите-помогите».
Я смутилась, отвела глаза. Но Яр приподнял мое лицо за подбородок.
— Это лучшее в тебе. Твоя воздушная, неземная природа. Тебе не надо волноваться. Ни про то, что сейчас будет, ни про завтра. Я буду все решать. Ты просто дай свою ладошку мне, мой полевой цветок, который не умеет ходить по обычной земле, а я тебя пересажу туда, где ты расцветешь.
В его словах, голосе, взгляде было столько нежности, что у меня на глазах выступили слезы. Я двумя руками ухватилась за его руку и уткнулась лицом ему в грудь. Как сильно бьется его сердце.
Несмотря на его уверения я разволновалась — что там будет. Неизвестно еще как все обернется. Да, я Яре я нисколько не сомневалась. Но, что, если их там много? Не двое, как было в прошлый раз, когда они заявились к нам с Любой. Что если они навредят Яру?
От этой мысли мне буквально физически стало плохо. Ведь не может быть так все хорошо, как он говорит, что, мол, придет, большой и красивый мужчина и спасет меня от выживания, от неумения видеть мир реальным и не обманываться людьми. Мне было страшно, что сейчас мне придется расплатиться за это мимолетное, с таким трудом доставшееся мне счастье. Слишком оно было неправдоподобным, слишком оно было сильным.
Сердце забилось в груди, как птица, пытающаяся пробиться через оконное стекло.
Я чувствовала тепло его руки и желала только одного — всегда чувствовать это тепло, вообще никогда его не отпускать, и чтобы Яр никогда не отпускал меня.
Мы прошли несколько домов и оказались у дома родителей. Во дворе стояла незнакомая машина, видимо, на ней приехали коллекторы. Так я решила. Сколько их может быть в доме — не угадать. В машине могло спокойно приехать пять человек.
Я было рванула к дому, но Яр удержал меня за руку:
— Не торопись, пойду я, ты постой пока во дворе, — попросил он.
— Ну, уж нет! Я пойду с тобой! — я сделала настолько грозный и решительный вид, а на самом деле, наверное, я выглядела такой отчаявшейся, такой убежденной, что я ни за что не буду ждать, когда воплотятся мои страхи, что была похожа скорее на сурового хомячка. Яр не удержался и засмеялся.
— Марго, ты лучшая, — сказал он и поцеловал меня по очереди в лоб, в глаза, в уголок губ.
Даже сейчас он был настолько спокоен и уверен в себе, что нашел время для того, чтобы посмеяться.
— Ну, хорошо, топай, главное, не упади. Только держись за мной, и это не просьба, — сказал он уже серьезно.
«Да, уж, — подумала я, — зверюгам просить несвойственно, только приказывать».
Яр открыл дверь, и мы вошли в дом.
— Хозяева дома?! — гаркнул Яр.
На его голос из комнаты вышел папа, а из кухни выглянул один из тех гадов, что был у нас с Любой.
Я тут же подбежала к отцу, и папа крепко прижал меня к себе. Я вдохнула знакомый, родной папин запах. Как же давно я не была дома.
— Дочь! Ну что же такое происходит, — начал отец, поглядывая на Яра. — Я пытался позвонить в полицию, но они отобрали телефон.
— Пап, все будет хорошо, — попыталась я его успокоить, но тут раздался чужой голос.
— Появилась-таки, — оба коллектора вышли из кухни.
Я заметила, что на кухне остался еще кто-то, но кто — не разглядела. Из комнаты появилась мама, и я подскочила к ней. Мамины глаза были полны слез и беспокойства. Она шепнула мне:
— Ой, дочка, какие неприятности случились. Ты бы нам сказала раньше, мы бы помогли.
— Действительно, — вставил коллектор, — раньше было бы лучше. Но можно и так.
— Со мной говорить будете, — перебил его Яр и встал между коллекторами, мной и родителями.
— А ты кто такой, чтобы с тобой разговаривать? — нагло спросил тот из коллекторов, что был помордастее.
Вел он себя как-то слишком нагло. Даже для коллектора. Я думала, что если уж они работают как-то официально, тогда должны и придерживаться официального тона. Я все еще боялась, что они не одни. На кухне кто-то прятался. Как мне предупредить Яра об этом. Тревога нарастала. Вообще сказывалось напряжение последних дней. Я так устала от происходящих событий, мне хотелось встать посреди комнаты и закричать. А еще зажмуриться, и чтобы все и всё исчезло. Мама, почувствовав мое состояние, погладила меня по руке и обняла покрепче.
Яр прищурил глаза.
— А кто спрашивает? — ответил Яр. — Нужно выбирать тон, когда разговариваете с незнакомыми людьми, мало ли, что может случиться.
Эти слова немного осадили наглецов. В Яре было нечто непоколебимое, опасное, и любой, даже идиот, на уровне инстинктом чувствовал это.
— Пускай деньги возвращает, — бросил мордатый в мою сторону.
— О какой сумме идет речь?
Когда Яр услышал сумму, он усмехнулся и сказал:
— Всего-то. Но тут такое дело, она вам ничего не должна, и денег не будет. И еще, я вам советую прямо сейчас быстро бежать отсюда и громко кричать. А если я еще раз вас увижу, или вообще как-то проявитесь, накажу.
— Да ты охренел?! — мордатый весь подобрался. — Угрожаешь?