Над лугом с криком кружит чибис. Этот конец луга весь в кочках, поэтому там и живут чибисы. Вот один взлетел вверх, победоносно закричал, перевернулся в воздухе, заломил крылья и камнем упал вниз. Убьется! Но нет! Только прошумели и выровнялись крылья, и снова, закричав, чибис взмыл ввысь.
На том краю луга еще стояла вода. Она как зеркало, в котором можно видеть и край багрового неба, и белые березы. Если подойти к этому озерку, то увидишь и свое отражение — так спокойна и ровна весенняя вода. Скоро сумерки выползут из лесной чащи, застелют луга и поднимутся до самых вершин елей. Не достанут они только до звезд. Звезды будут сверкать всю ночь.
Певчий дрозд вцепился в макушку высокой ели. И не какую-нибудь выбрал ель, а самую высокую. Сидит там и поет нескончаемую вечернюю песню. Прислушается и засвистит снова. Таков уж обычай у этих певчих птиц: если они поют, то так, чтобы все вокруг слышали. Да и откуда еще раздаваться песне, если не с самой макушки ели!
Нежнорогому тоже нравится песня дрозда. Это не скрипка, которую он часто слышал в лесничестве. Скорее, это флейта, звучащая весенним свистком с десятью разными голосами, двумя десятками различных песен, которые кончаются и снова начинаются.
Стоит Нежнорогий на окраине луга и слушает. А чибис все не умолкает, а дрозд все поет. Чуткое ухо у Нежнорогого, оно само поворачивается в направлении нового звука. «Псип!..» А вот и новый звук! Не только: «Псип!.. Псип!..» И: «Ххор! Ххор!» Все ближе и ближе. Теперь уже ясно слышно.
Две птицы одна за другой летят над самыми вершинами деревьев. Они гонятся друг за другом, и никак не могут догнать. Хотят обогнать друг друга, но не обгоняют. Издали кажется, что они дерутся. Или играют. У них огромные загнутые клювы. И они быстро-быстро машут своими короткими крыльями… Улетели! Но вот вернулись обратно. Но теперь птица уже не одна. «Ххор!.. Ххор!.. Псип!.. Псип!..» Тоже песня. Но как она отличается от песни дрозда! Весной каждая птица играет на своем собственном инструменте.
Нежнорогий первый раз видит вечерних птиц — вальдшнепов. Он будет видеть их долгими весенними вечерами. Когда садится солнце, длинноклювые вальдшнепы летают над лесом туда и обратно, кричат, пищат, ищут друг друга. А потом, когда становится темно, опускаются под темными елями в свой влажный лес, разрывают носами рыхлую землю, ища в ней червей и ожидая наступления утра.
Вот пролетают две другие птицы. Их острые треугольные клювы дрожат от свиста. На фоне темного неба птицы кажутся еще чернее, а их шеи длинными и вытянутыми. Видимо, так им летать быстрее и легче. Птицы спускаются и падают в воду. Вода рябит. Птицы гоняются друг за другом в воде. «Кря-кря-кря!..» — это кличут друг друга играющие утки. На какой-нибудь болотной кочке утки смастерят себе гнездо. А потом будут по тихой летней воде прогуливать пушистых утят…
Быстро темнеет. Одна за другой зажигаются в вечернем небе звезды… Острый серп месяца уже поднялся на небесную крышу и, наклонившись к земле, засветился ясным и блестящим от вечерней росы светом.
Скоро проходит весенняя ночь. Смотри, скоро перед зарей затрубят журавли, и сразу же после их первого звука побелеет восточная сторона неба.
Нежнорогий побрел в сосновый молодняк. Там песок, и ночью там теплей.
Далеко в лесу ухает сова. Неизвестно, зовет ли она друга или просто любуется своим голосом.
Нежнорогий слышит, как под крыльями бекаса свистит воздух. Совсем небольшой бекас.
Когда он поднимается над лугом, то его даже не видно, а потом, когда устремляется вниз к земле, так шумит своим хвостом и крыльями, что этот звук почему-то напоминает блеяние.
Ночь пахнет бором и нагретым за день песком. Спокойно и легко дышит старый сосняк, от которого веет приятной вечерней прохладой. У Нежнорогого такое хорошее настроение, что он начинает прыгать, топает всеми четырьмя копытами и громко, во весь голос лает самым настоящим голосом самца косули. Обычно в такие прекрасные весенние вечера так же ведут себя и его дикие братья.
Нежнорогий, пробравшись в густой молодняк, слушает, как высоко над лугом, почти у самого месяца, веселится молодой бекас.
Такой росы еще никогда не было. Поникла прошлогодняя серебряная высохшая полевица. На голых сухих горках побелел рыжий вереск. А в других местах роса крупная, словно бусы. Молодые березки точно вымытые. На каждой паутинке сверкают мелкие бусинки росы.
Темно-синий пушистый прострел опустил отяжелевшие от росы головки. На его синие тарелочки упали солнечные лучи и позолотили их донышки.
Взошедшее солнце согрело косогор, и из-под старого сухого пня вылезла ящерка. Вылезла и вытянулась на песке, на самом солнцепеке. Наверное, никто так не соскучился по солнечному теплу, как она. Насколько нагрело солнышко землю, настолько нагрелась и она. Когда в воздухе становится прохладно, она тоже остывает. Лежит ящерица на теплом песке и шевелит от удовольствия своей зеленой головкой — так ей хорошо. Но вдруг она задвигалась и шмыг к своему пню. Это прошел мимо, изящно переставляя ноги, козел, но он даже не заметил ящерицу. Нежнорогий набрел на удобное деревце и начал тереться о него своими рогами. Он уже научился тереться рогами о дерево. Наверное, почувствовал, что пришла пора их вылощить. Что-то стукнуло рядом с ним.