Они договорились увидеться завтра после обеда и пожали друг другу руки. Леклерк ушел, увязая в песке, Аксель в недоумении проводила его взглядом. Разумеется, новому владельцу рады, но она все еще не могла поверить, что среди других он выбрал именно ее.
«А почему бы и нет? В конце концов, результаты последнего сезона превосходны, это правда, и в основном я на ипподроме находилась одна, без Бена!».
Чтобы не радоваться понапрасну, Аксель решила завтра же навести справки об этом Жане-Франсуа Леклерке. Она развернулась и быстро направилась к дорожкам. Она точно знала, откуда можно точнее оценить решающий галоп, в котором участвовали лучшие скакуны. Они, должно быть, как раз готовились к старту, в шестистах метрах отсюда, ниже по склону.
Она пересекла дорожку и поднялась на центральный откос. Установилась полная тишина, разве что слышалось пение птиц. Свинцовое небо грозило проливным дождем, и Аксель надеялась, что лошади успеют пробежать до ливня. Машинально она принялась поигрывать биноклем.
Еще даже не различая точек на горизонте, она почувствовала слабое изменение в воздухе, вибрацию земли. Затем глухое постукивание стало явственнее, усилилось, и Аксель увидела пятерку бегущих бок о бок скакунов, которые, казалось, обрушатся сейчас на нее. Пока они были еще вместе, плечо к плечу, и только начинали делать усилия, но наконец один чуть отделился от остальных. Амплитуда и ритм бега едва уловимо возрастали. Лошади были в каких-то пятидесяти метрах, когда Макассар добился небольшого преимущества, развил его и, казалось, взлетел.
Они промчались перед Аксель, Макассар впереди — легко, неудержимо.
— Ну и ну! — беззвучно произнесла она.
Она следила за ним взглядом, заставляя себя не упускать из виду и остальных четверых, которые мужественно боролись за победу. Через несколько секунд они исчезли, и снова стало тихо.
«Ты видел то, что видела я, Бен? Я добилась своего, теперь у нас есть рысак-фаворит!»
Она больше не поговорит с дедом. Он не появится на дорожках, не ответит по телефону, не даст ей совет. Тренер Монтгомери теперь она, она одна.
— С фантастическим конем! — выкрикнула она, закинув голову.
Она торжествующе вскинула руки в знак победы и в два прыжка спустилась с откоса. Ей как девчонке хотелось побегать, но она сдержалась и чинно поздоровалась с тренером, который пришел сменить ее. К счастью, никто не видел, какие кульбиты она выделывала наверху!
В конце внутренней аллеи она догнала возвращающихся шагом лошадей. Первым возле нее остановился Крабтри.
— Он хорошо поработал, правда? — бросил ей Антонен. — Он могучий, уравновешенный, он делает успехи!
После несчастного случая Антонен впервые сел в седло для серьезной работы, и Аксель не хотела заострять на этом внимание.
— Как ты? — вежливо спросила она.
— Боли нет, только немного скован.
Она покачала головой и повернулась к Артисту. Конь громко дышал, ноздри у него раздувались, вены набухли.
— Норовистый на старте — и заплатил за это на половине дистанции, — объяснил Кристоф, делая гримасу.
Она оглядела двух других скакунов и наконец подошла к Макассару.
— В нем словно реактивный двигатель! — восторгался Ромен.
— Да, я заметила…
Просунув руку под седло, она отметила, что конь лишь слегка вспотел.
— Ты его подбадривал?
— Нет, ни разу. Макассар со всем справляется сам, а как только он входит в свой ритм, остается только следовать ему. Мы хорошо понимаем друг друга.
— Знаю, Ромен.
Боялся ли он, что с возвращением Антонена у него могут отнять коня на скачки? Никогда Аксель не совершит подобной ошибки.
— Пока он будет так бежать, он — твой! Можете присоединиться к остальным и возвращаться…
Не в силах оторвать глаз от Макассара, она вдруг подчинилась порыву:
— Ромен, подожди, дай-ка мне…
Парень тут же понял, чего она хочет, и соскочил на землю. Она подошла, согнула левую ногу, чтобы Ромен подсадил ее в седло. Долгие годы Аксель не садилась на лошадь, но как только оказалась на Макассаре, знакомое чувство стало настолько сильным, что у нее перехватило в горле. Подобрав вожжи, она пустила коня шагом, наслаждаясь его движением, ощущая его тепло, глядя на мышцы, играющие под караковой шкурой.
«Боже, как я любила, как обожала это!» Бен говорил, чтобы она даже в мыслях никогда не божилась. Еще он говорил, что она не может позволить себе кататься с свисающей над дорожкой попой, если хочет сохранить авторитет, и что, в любом случае, о лошади судят, стоя на земле.
— Вперед, мой Макассар! — выдохнула она.