К несчастью королевы Марго, тем же вечером пришло письмо от слуги ее брата Генриха III с известием о его кончине. Погибнув от рук герцога Де Гиза, он унес с собой и его жизнь. Вдруг, привычный мир королевы Марго пошатнулся. Больше не осталось никого из тех, кого она считала своими родственниками, не осталось никого из тех, кто держал бы за руку, как семья, которую она все же любила. К ее разочарованию, муж ее Генрих Наваррский не стал устраивать панихиду, и тем же вечером решил устроить коронацию себя на престол Франции. Это ухудшало политическое положение страны, и провоцировало войну между знатью, церковью и простым людом, кои не терпел во главе мерзавца-гугенота.
Глава 14
***
Поникла преданная шпага,
Смолк очарованный поэт.
*Виктория.
После столь неожиданной кончины королевы-матери Екатерины Медичи, во французском дворе воцарился хаос, неразбериха и самое главное, что было так же весьма удивительным – та скорбь среди многих придворных, что при жизни королевы хаяли ее начинания, падкость перед дворцовыми интригами, и желание политического вмешательства женщин во всю исторически сложенную французскую культуру, политику, историю, жизнь. Все это время я старалась быть рядом с Марго, ибо она единственная кто сейчас не могла связать и двух слов, чтобы выразить то, что она чувствует своей нежной душой, да только мне слова не нужны. Я чувствую все от одного прикосновения. Чувствую, как вздрагивает ее сердце, когда нежные пальцы перебирают так по-детски мои кольца на пальцах, чувствую, как она хочет кричать от сковывающей нутро боли, но вместо этого сглатывает нарастающий ком, подавляет истерику. Марго…моя малышка Марго, моя нежная Марго…
Это был очередной вечер, когда перед нарастающим пиршеством новоиспечённого короля была приглашена в его покои я. Конечно, моя интуиция немного меня подвела, но во всей суматохе дня, я погружена мыслями в одну единственную одержимость, что носит имя своей дочери Марго, и что заставляет цокать язык ровно два раза. Остановившись у дверей в покои короля, я поправила рукава своего платья, и подтянувшись, трижды постучала в дверь, но она с легкостью открылась, заставляя холодное дуновение ветра ударить мне в лицо. Я прошла внутрь холодной комнаты, где не застала Генриха, но вдруг, резкий звук захлопнутой двери заставил меня обернуться. Мерзавец стоял за ней, и ждал, когда усмирит мою бдительность. Что-то мне не нравится, как все это пахнет. Грязно как-то, и явно не розами.
-Здравствуйте, здравствуйте, моя Вы прелестная малютка.-улыбнулся своим хищным оскалом Генрих.-неожиданно, но Вы все же пришли. Я был уверен, что такая строптивая натура, как Вы, просто проигнорирует мой этакий первый приказ.-он скрестил руки за спиной и подтянул живот.-считать ли это победой?
-Скорее моей оплошностью.-ухмыльнулась я.-зачем же Вы меня позвали? По какому-то делу, ил просто почесать языком? Если для второго, то для этого есть Ваши придворные, а я как-то стараюсь держаться подальше от этого бездарного театра со скверными актерами.
-Хм,-он наполнил чашу из высокого графина темно-вишневой жидкостью.-а моя жена считается хорошим актером Вашего театра?
-Не пытайтесь опошлить ее.-ответила я с нескрываемым недовольством.-она женщина, что покорилась миру ради Вас, а Вы просто предпочли вытереть ноги о добродетель ее, да и чем черт не шутит, да и королевы-матери. Если бы…-сжала руки в кулаки я.-если бы не решение Екатерины Медичи женить Вас, бедного гасконца на единственной дочери, то чтобы Вы вообще сейчас имели?
-Вопрос из той же серии вопросов, как что было бы с Вами, милая, если бы Генрих III не испытывал к Вам столь сильной симпатии, как и его мать? Что было бы с Вами? Разве стала бы такая девушка, как Вы, фрейлиной королевы? Сколько лет она жила под вашу дудку?-улыбнулся Генрих.-наше с Вами положения равны, и к Вашему «увы», чаша весов не склонится в Вашу сторону, какие бы аргументы и доводы Вы сейчас не приводили.
-Есть один, что заставит их склонится.-я облизнулась.-я верная фрейлина своей королевы, а Вы просто возомнили себе жеребцом, что желает каждую хозную кобылу.
-Виктория, Виктория, Виктория…-произнес Генрих IV своим спокойным, чуть с хрипотцой голосом.-должен признаться, что если бы не Ваша столь преданная позиция служить моей жене, то я решил бы, что Вы претендуете на мое место.-он улыбнулся.
-Прошу прощения?-я скривилась в недоумении.-в каком смысле «претендую на Ваше место»?
-С первых минут, с первых, моя дорогая, минут,-его ладонь коснулась моего плеча.-именно Вы отстаивали грязную честь королевы Маргариты. Именно Вы всегда появлялись словно призрак из-за спины Екатерины Медичи, чтобы вцепиться в горло тому, кто нелестно отозвался о малышке Марго. Из всего нашего высшего общества, из всего нашего славного общества,-его ладонь скользнула ниже по спине ближе к пояснице.-именно Вы готовы были плюнуть в лицо светским дамочкам, что называли королеву «шлюхой», и даже королева-мать была для Вас не авторитет.
-В этом моем поведение нет ничего необычного.-я облизнулась, и увернулась от полного объятья этого мерзкого мужчины.-по правде говоря, Вы должны были отстаивать честь своей жены, а не я.
-Но только карты всегда были на Вашей стороне, а играть с той у кого на руках все козыри – глупое решение, правда?-Генрих вплотную прижался к моему телу пытаясь склонить меня над столом, но я резко пихнула его назад.-а с Вашей стороны,-он вытер слюну, что так по хищному выступила у уголков его рта.-Вам двадцать четыре года. Зрелая девушка, что еще не знала на вкус мужчины, что так яро утверждает о своей невинности и еще ни разу не была застукана в мужских объятиях, но…-он склонился над моим ухом.-но зато так преданно, словно верная собака, всегда следует за своей хозяйкой королевой, и готова вцепиться в глотку, и рвать ее до смертного хрипа тому, кто посмел осуждающе посмотреть на Марго. Разве это не объясняет Вашу позицию…-Генрих вынул из-за пазухи свернутые листы моей поэмы, а после бросил в камин заставив меня наблюдать, как огонь сжирает бумагу.
-Я не стану оправдываться перед Вами, король Наваррский.-спокойно ответила я.-это ниже моего достоинства, как и ниже Вашего достоинства шоркаться в закромах моего творчества, что было написано явно не в Вашу честь.
-Французский. Король Французский, пташка.-Генрих облизнулся.-Вы можете вернуть мое благосклонное расположение к Вам, и цена нашего примирения будет самой минимальной.
-Мне не нужна Ваша благосклонность, для этого есть священники, и в расположении тоже я не испытываю недостатка, ибо на то есть оставленный эскадрон Медичи.
-Да что с Вами не так?-он резко сжал мою кисть.-я обещаю Вам все…-одним движением мужичина прижал меня к своему телу.-деньги, расположение в обществе, любой каприз, но только станьте моей любимой фавориткой. Вы же знаете, что я закрывал все это время глаза на Ваши выходки, только потому что желаю видеть именно Ваше тело в своей постели. Ну же…-стонет король пытаясь выпрямить мои ладони, чтобы они коснулись его тела, но я резко вырываюсь за что и получаю хлесткую пощечину.
И если бы я знала, что доживу до того момента, когда королем Франции объявят мальчишку беднягу из бедной Наварры, известный простым людям вроде меня, как беарнец, то я поспорила бы на тысячу дублонов в местной таверне, что французские люди предпочтут пасть Испании, чем смирится с таким правителем, и как мы видим, я проиграла бы дьяволу душу, потроха, а деревенскому Версалю свою селезенку на закуску к хмельным напиткам. С момента восхождения Генриха на Французский престол прошло уже больше недели, и он не стесняясь приводит в свои покои по три, а то и четыре фаворитки. Страшно подумать, это при живой жене, этакий Вы мерзавец. Королеве Марго была выделена спальня в конце коридора между прислугой и мной. Отчего я начала ненавидеть его всей своей душой за то, что он так позволяет себя вести. С каждым днем, моя королева Марго потухает. В ней становится меньше розового румянца, меньше задора, коим она была наделена в те дни, когда мы только с ней познакомились. И я хотела бы помочь ей, но я бессильна, как религиозный священник перед вульгарной женщиной, а тем временем в стране возникает настоящая катастрофа. Люди готовы резать глотки гугенотам за их веру, а католики, совершенно позабыв о своем Боге ведут войну с такими же, как и они, а попутно высмеивают нового короля.