– Думаю, звучит неплохо. Давай попробуем, tesoro[9]? М-м? – Он снова поднимает руку Харуки, но на этот раз переворачивает ее ладонью вверх и осыпает поцелуями.
Я отворачиваюсь и делаю глубокий вдох, в животе появляется это подозрительное и странное ощущение. Хочется прокашляться, но кто я такой, чтобы прерывать столетних и всемирно известных чистокровных, целующихся в моем кабинете?
Вампиры-геи. Черт подери.
Глава 4
Джуничи
Dios mío, ahí viene la misma vaina[10]. Моя мать говорила это всякий раз, когда слышала, как мой отец кричит в коридорах дома – высокомерно выставляя напоказ свою чистокровную ауру, выпуская ее наружу и вообще ведя себя как придурок. Вот и у нас та же фигня.
Именно так я себя сейчас и чувствую.
– У Харуки снова отрастают волосы.
Я ненадолго отрываю взгляд от швейной машинки, чтобы посмотреть на напыщенного вампиреныша, расположившегося на моем диване. Он сидит, скрестив ноги. Длинный белоснежный хвост туго затянут на затылке. В руках у него чашка горячего чая, и то, как пар поднимается от напитка, только добавляет нелепого драматизма его поведению.
Хисаки вскидывает подбородок:
– Мы пригласили его на поздний завтрак в прошлом месяце. Мама приставала к нему по поводу реабилитации вампиров Сокотры и того, что, по его мнению, произошло с британскими чистокровными. В последнее время все представители аристократии только об этом и говорят. Какая разница, что с ними случилось? Их нет уже несколько десятков лет. Скукота.
Он делает вдох и отпивает чая, прежде чем продолжить.
– В любом случае, мне нравится короткая стрижка Харуки, но длинные волосы ему больше идут. Они подчеркивают его утонченные черты лица, которые напоминают мне черную реку, текущую меж скал в ночной мгле… Я должен это записать.
Я сажусь прямо и смотрю на него – на этого драматичного маленького кретина, поэтично излагающего свои мысли на моем диване. Он делает еще один глоток чая.
– Харука замужем, – говорю я. – Связан узами. На всю жизнь.
Хисаки безучастно пожимает плечами. Он переводит свои голубые глаза на меня. На прошлой неделе они были зелеными. Это линзы.
– Разве ты не слышал? Узы могут быть разорваны.
– Бред. – Я мотаю головой и наклоняюсь, чтобы настроить регулятор натяжения нити на моей швейной машинке. Он продолжает заедать. – Убирайся с моего дивана. Иди домой.
– Как грубо. – Хисаки вскидывает голову, так что его конский хвост мотается из стороны в сторону, как у выставочной лошади. – Почему тебе позволено свободно посещать поместье Харуки, когда захочешь? Мне всегда приходится назначать официальную встречу с этим старым сторожевым псом-слугой. А если мою просьбу не считают весомой, отказывают. Как ты этого добиваешься? Открой мне свой секрет.
Я настраиваю регулятор, поправляю нить и усаживаюсь прямо, затем осторожно нажимаю на лапку швейной машинки. Ткань, которую я подшиваю, медленно проходит под иглой.
– Что ж, дай подумать. Я уважаю его связь и не пытаюсь залезть к нему в штаны…
– Я не заинтересован в сексуальных отношениях с Харукой. Мои намерения бескорыстны. Он чудесный, и я хочу только самого лучшего для его Светлости. Харука заслуживает того, кто понимает его величие и может поддержать его как лидера и короля, которым он является. И это я, а не тот итальянец…
– Нино наполовину японец.
– Неважно. В последнее время Харука почти не покидает дом и не посещает великосветские мероприятия. Меня это очень беспокоит. Я просто хочу быть рядом с ним.
Я пришил эти пуговицы к рубашке вчера, а сегодня, мне кажется, что вместо черного цвета коричневый смотрелся бы более современно. Деревянные пуговицы выглядели бы интереснее…
– ТАКАЯМА Джуничи.
Я подпрыгиваю и поднимаю ногу с педали, вовремя убирая пальцы, чтобы не зацепиться за иглу. Мое терпение официально иссякло.
– Ты, маленький засранец…
– Не игнорируй меня. Ненавижу, когда ты так делаешь…
– Никогда не поднимай на меня голос. – Я тычу указательным пальцем, пристально глядя на него. – Хисаки, у меня сегодня нет времени на твою самозабвенную чушь. Мне нужно закончить к пяти часам, а сегодня вечером у меня торжество. Уходи. Сейчас же.
Он наклоняет голову.
– Серьезно? Что за торжество? Для аристократии? Почему меня не пригласили…
– Estoy cansada de decirte[11]…
– Ладно, я ухожу. Ненавижу, когда ты говоришь по-испански. Ты же знаешь, я тебя не понимаю. – Он встает с чашкой и, покачивая своим бледным узким задом, направляется к двери.