Глава 16.
Картинка начала растворяться. Сначала пропала кабина лифта, затем Присутствие Духа. Лишь тело продолжало висеть неподвижно, ничем не поддерживаемое в пространстве, в сиянии полной пустоты и безмолвия.
Кто наблюдал теперь за этим - было совершенно непонятно. Кому было непонятно - тоже не ясно.
Приятное ощущение невесомости, плавной лёгкости вернулось первым.
Тело открыло глаза. Пошевелило пальцами, потянулось...
Писатель лежал в своём зимнем бассейне. Над ним вечернее небо, пока ещё прозрачный диск луны, редкое загадочное поблёскивание далёких звёзд.
- Странный сон...- Первая мысль, вернувшая литератора в реальность.- Или не сон? Может быть то был не сон, а сейчас вот сон?
Данилов поднял голову, любуясь редкими маячками далеких и холодных звезд.
- Как странно... есть ты, нет тебя... А они, безмолвными свидетелями, встречают и провожают каждый твой приход в эту жизнь, свысока наблюдают за каждым моментом и земным шагом. Да, может быть, их уже и нет вовсе. Лишь свет один остался.
- А что будет со мной после? Останется ли свет после меня? Как долго он будет струиться?
- Может, стану одной из этих мерцающих красавиц, и Наталья будет каждую ночь искать в чёрной бездне звезду имени меня, рассказывая ей о своем сокровенном, женском. А, может быть, просто стану звездной пылью? Или, может проливным дождем, под которым с детства так нравится гулять, промокая до нитки... Кто знает.
Он улыбнулся своим мыслям и привычно отпустил их гулять восвояси.
Роман Андреевич медленно провел ребром широкой ладони по поверхности воды, растворяя в лёг-
кой волне вечернее небо.. Он просто наслаждался сонным лежанием в тёплой, слегка синеватой, с хрустальным оттенком, воде бассейна. Думать лень. Голова легкая и пустая.
Вместо потолка над бассейном огромные стеклянные сферы.
Данилов специально распорядился разобрать крышу дома над зимним бассейном и застеклить это место. Он любил смотреть в небо.
В воде тело становится лёгким, расслабленным. Писатель любил дремать здесь в уединении.
Зимой, когда снег иногда закрывал небо, садовник Себастьян перевоплощался в Карлсона и чистил витражи на крыше специальной мягкой щёткой. Открывая небо до следующего снегопада.
Это уже давно стало домашней традицией. После отъезда гостей, вечером воскресенья, Данилов погружался в это безмолвное блаженство.
Мог дремать здесь, в воде, отдыхая и расслабляясь.
Чтобы не утонуть во сне, он надевал специальный мягкий надутый гелием ворот. Тканевый, слегка прорезиненный круг надёжно поддерживал голову над поверхностью.
В летние вечера долго светло, но сейчас уже начало смеркаться. Смеркалось быстро и неумолимо, как это обычно бывает в горах.
В каминном зале его уже, наверняка, ожидает супруга. С тёплым молоком в больших бокалах на столике у камина, и с горячими аппетитными булочками с корицей с хрустящей корочкой, которые успел настряпать приехавший повар Говард.
- Выкурю ещё одну трубку и буду одеваться. - Решил писатель.
Роман Андреевич представлял из себя пожилого, но ещё весьма крепкого мужчину, лет около 59. Точнее, пожилым от был по только паспорту.
В душе жил полный надежд, нерастраченной любви, страсти, интереса к жизни юноша. И даже прищур серо-голубых глаз не мог до конца скрыть от посторонних молодой блеск и не растраченный пыл его натуры.
Без бороды он сразу молодел, выглядел посвежевшим, гораздо моложе своих лет. Наталье муж больше нравился без бороды.
Выйдя из воды, Роман Андреевич, как обычно, недолго постоял у зеркала, вглядываясь в своё отражение. Ему нравилось после бассейна наслаждаться своей наготой, когда каждая клеточка кожи жила и дышала без ограничивающих условностей..
Капельки воды медленно стекали по загоревшей на горном солнце коже лица, шеи, рук, ненадолго задерживаясь на жёстких волосах на груди, и продолжали дальнейший путь по чуть округлившемуся животу, спине, ещё упругим ягодицам и поджарым ногам.
- Хорош. Ещё очень даже ни-че-го! - Данилов самодовольно хмыкнул, подмигнув обнаженному отражению в зеркале.
Довольно высокого, поджарого, внешне весьма импозантного и харизматичного, его нельзя было не заметить среди других.
Обладатель вьющихся, хотя и коротко остриженных, русых волос. На висках благородная серебристая проседь и какой-то едва ощутимый ореол того, что иностранцы называли загадочной русской душой.
Периодически, обычно зимой, писатель отращивал небольшую аккуратную бородку. Носил её до лета, а затем непременно сбривал.
Задумчиво прислушался к себе:
- Сегодня сердце не болит, отлично и бодро себя чувствую, значит, ночью буду писать новую главу. - С удовлетворением подумал писатель. Накинул халат и отправился в каминный зал к супруге...