анткой. Еще два года. А потом четыре месяца официанткой в
другом кафе, где никто не знал ничего о твоей жизни. Все
продолжилось даже вопреки твоим желаниям. После смерти
дочери, твой муж не начал сам стирать себе рубашки или гла-
дить их воротнички. Все осталось по-прежнему. После Рожде-
ства он предложил тебе съездить в Париж на деньги, которые
были отложены к операции, и ты согласилась. Это был краси-
вый город, и вы занимались любовью, будто любили друг дру-
га. Парижская ночь отличается от ночи в этом городе. Ты зна-
ла, что тебе предстоит вернуться и прожить темную жизнь.
Может быть, с тобой случится еще что-то эдакое. Например,
тебе предложат работать в архиве.
В Париже очень шумные ночи, непривычные для жителей
провинций. Твой муж стоит у окна и смотрит на ярко осве-
щенные улицы.
294
Нежность к мертвым
«Может тебе снова начать рисовать?», – спрашивает он
тебя.
«А может тебе все же добиться женщину, которую лю-
бишь?»
«Она замужем»
«Откуда ты знаешь?»
Твой муж невротично пожимает плечами.
295
Илья Данишевский
3. Кости
Нарцисс, избыточного веса моряк — красоты нордической,
скроенный поэтически, но при этом больше, как верлибр, чем
флорентийский сонет — смотрит в черное зеркало нефтяного
пятна. Шум на улицах стоит такой, что музыка превращается в
раны, каждая такая секунда — гноение вдоль линии обрезания.
Когда я выглядываю в окно, мне ясно, что современный Орфей
влюблен в саму преисподнюю, Эвридика для него лишь повод
или оплаченный билет в один конец; Орфей входит и выходит.
Когда я отворачиваюсь от окна, передо мной снова шум, шум
проникает с улицы, и я снова смотрю в окно, и пусть за ним —
возлюбленная Орфея — кажется, шум становится тише. Кофе
кажется красным; психосоматические нарывы могут превратить
его в кровь. Официантка двигается, как смычок. Я подзываю ее
— пальцем, одним лишь пальцем, и кричу рассчитать, рассчи-
тать меня, и кредитные карты придуманы, чтобы не выдавать
на чай. Я отпускаю ее — одним лишь взглядом, за окном пробе-
гает девушка, которая выглядит точной копией официантки,
когда смычок режет слишком много струн, его выкидывают, и
его крашеные волосы обрастают коричневыми корнями; улица
там — ТАМ — как длинный волос, и весь чем-то облеплен и
нагроможден. Люди на улице бегут от этого; всего «этого»,
столичные волосы расцветают из макушки какой-либо площади
св. Павла или другой площади, утренние машины промывают
их шлангами, рабочие — формой похожие на Нарцисса — любят
крепко сжимать эти шланги и направлять упрямую струю.
Я похож на изломанный стих, взлохмаченную неровностя-
ми гильотину, падаю сверху и затем поднимаюсь чей-либо
сильной рукой. Опускаюсь снова до того, чтобы рассматривать,
как мужчина за соседним столом совращает несовершеннолет-
нюю, и снова, поднявшись, сверху вижу, что это мальчик, воло-
сы, как взлохмаченный пух; и я знаю, что по одной из улиц
движется мужчина, который спал с этим мальчиком, а еще —
по другой или этой же — тот, кто спал с его матерью, какой же
296
Нежность к мертвым
была его мать (?), вот что меня занимает больше всего. Если
бы я был похож на изгиб костей, если бы знал исключительно
одно правильное положение, меня волновал бы в нем плавный
голос и кокетливое запястье, но мне любопытнее его мать; в
глухой комнате — зачатие — мужчина, собака и мальчик, а мо-
жет какие-либо посторонние предметы будут шуметь, меня уже
не очень волнует его мать, я возвращен к окну. Шарнирные
движения возвращают нас на исходную позицию и заставляют
думать, откуда мы пришли. Из какой смерти мы прибыли?
Никто не знает, что сегодня в городе начнется гроза. Я слышу,
как в моей переломанной тетради, в душноте и убогости сер-
дечного кластера, как в храмовом подполе, как на серпантине
над витражной розой, как на перекатах хлебного амбара в го-
тическом стиле — кто-то пишет слова медленной гибели. Зна-
чит, будет гроза. Сегодня, когда я снова загляну в ее зеркало,
то есть — в большую рану для меня исчезнувшего носа, кожи-
стого цвета и цвета смерти зеркальность, где замыкается любая
речь, начинает пропускать себя по кругу — ведь любой геш-
тальт проворачивает повторы, проворачивает повторы — где