своего дорогого возлюбленного; чтобы этим показать, как низко
он поднялся, чтобы отыскать его; в его глазах долгое и востре-
бованное ожидание. Маннелиг возвращается из любви к син-
342
Нежность к мертвым
хронности и порядку, к правильному порядку слов в предло-
жении. Это чувство вины Пигмалиона раздражает его, но в
какой-то степени подстегивает. Оно дает четкое понимание, что
у Маннелига большое будущее — с кем-то другим. Эта любовь
— которая плотно сидит в каждом из них — кажется Маннелигу
реабилитационной работой; для Пигмалиона — завершением
пути. Это завершение не может радовать его, оно каждое утро
пульсирует желанием разорвать эти отношения, но каждый раз
заморожено — внедренным в него Маннелигом материалистич-
ным мироощущением. Всякое движение рук Пигмалиона оста-
новлено; его пальцы удерживают чашку кофе во время разго-
вора, который щелкает своими шарнирами, перекатывает мус-
кулы и, в общем, сводится к обсуждению превосходства этих
двоих над всеми остальными, более счастливыми, более реали-
зованными и более влюбленными. По ночам они обмениваются
ядом, предпочитая поцелуи и легкий петтинг. Их союз не мо-
жет быть до конца плодотворным, они не могут стать одним
целым, но Пигмалион знает, что в его жизни больше ничего не
случится: эти весенние попытки слияния – его конец, его по-
следнее утешение. Маннелиг знает, что будет скучать по этой
сдержанности, о которой — пройдет несколько лет — он будет
вспоминать ностальгически, но все же для него она создана
исключительно ради ностальгии, происходит в настоящем
только, чтобы позже существовать в прошлом.
Маннелиг ревнует прошлое своего любовника. Пигмалион
не знает прошлого своего любовника. Точнее — он знает о фак-
тах, но сомневается в их достоверности, ведь факты противоре-
чат тому, каким Маннелига видит Пигмалион. Они обменива-
ются опытом в простой комнате, лишенной личностного отпе-
чатка, в выскобленном пространстве, совсем не похожем на то,
к чему привык Пигмалион. В этом месте отсутствуют запахи. В
них нет воспоминания и нет устремления в будущее. Но они
говорят о планах, о переменах, о крупном успехе. Этот разго-
вор — ритмический лейтмотив, он гасит всякое дыхание Пиг-
малиона, он давно погасил дыхание Маннелига. Им бы стоило
обращаться друг к другу на Вы, их отношения — такая же со-
причастность, как сопричастен соглядатай совершенному пре-
ступлению.
343
Илья Данишевский
Герр Маннелиг уходит на работу и возвращается с нее. Он
обсуживает микроскопические нужды своего любовника; он
внутренне восхищен и одновременно в отвращении к строению
его души. Пигмалион прозябает в квартире и ожидает возвра-
щения хозяина, а когда хозяин возвращается, становится гос-
подином их диалогов, позволяет утолять свои микроскопиче-
ские нужды, принуждает Маннелига к соитию и пустой бол-
товне. Утром он снова остается один. Теперь, когда его преж-
няя жизнь уничтожена, когда великий и авторитетный вождь
установил новое знамя, Пигмалиону некуда торопиться. Творе-
ние его любви завершено и выражено гордым лицом Маннели-
га, его старательном стремлением к светлому будущему; Пиг-
малион больше ничем не занят, его путь завершен, его творче-
ские потенциалы и стеклянные пальцы растворены в любовни-
ке. Он подходит к шкафу, чтобы рассмотреть единственную
рубашку, единственный брюки, единственный пиджак, единст-
венные запонки, единственные ботинки своего возлюбленного,
он чувствует в себе жестокую и честную любовь к нему, он
чувствует то, что называется нежностью, но никак не может
выразить их; ему не хватает сил, чтобы привести эти брюки,
этот пиджак, эти ботинки в хороший вид, ему не хватает уст-
ремленности, чтобы накрыть на стол. Он придавлен воспитан-
ной Маннелигом ничтожностью и каждый вечер осужден за
ничтожность. Уставший хозяин возвращается с работы, чтобы
найти обескровленный труп на своей постели, целый день ма-
ринующийся в собственной посредственности. Он пытается
расшевелить это телом, разговором о своей жизни, о многочис-
ленных заботах будних дней, но не находит понимания на яс-
ном для себя языке. Разговор, выстроенный по привычкам
Пигмалиона, действует Маннелигу на нервы, но, все же, он