существует вне ее контуров. На самом деле ему легко. Кажется,
он способен дышать, теперь — не нужно никаких усилий, тра-
гедия, к которой он так долго готовился, состоялась, можно
расстегнуть пуговицы. Это похоже на долгие репетиции и пре-
мьеры. Пигмалиону больше некуда спешить, больше не для
чего ощущать свою посредственность, и поэтому он перестает
ее ощущать и спокойно идет по улицам без помощи Маннели-
га. Маннелиг, которому не в кого — временно — больше вну-
шать ничтожность, ощущает себя слабым. Там, на улице, про-
странство наполнено светом, но Маннелиг отрицает свет. Пиг-
малион создал для него тысячи картин уродства, и только в их
зеркале Маннелиг отыскал свою идентичность. Там, на улице,
изгнанный Пигмалион удаляется, но именно в его руках воз-
можность вернуться: униженному больше некуда падать, а
гордый Маннелиг прикован гордостью к постели. Пигмалион
мечтает о возвращении, он мучительно язвит себя картинами
346
Нежность к мертвым
примирения, зная, что его уже разлюбили. С красивой жесто-
костью он представляет, как Маннелиг вскоре поцелует другого
и другого заверит в вечной любви; с завершенной трагично-
стью Пигмалион повторяет «Ne me quitte pas», «Ne me quitte
pas», «Ne me quitte pas», «Ne me quitte pas», «Ne me quitte pas»
и теперь уже точно — пьеса его закончена, драма удалась. Пиг-
малион растроган до слез глупостью своей роли, своей бездар-
ной смертью, теперь у нее есть полное право творить скульпту-
ры уродства, и создать удивительную статую своего возлюб-
ленного — навсегда утраченного, и поэтому ценного. Он идет
по улицам в самозабвенном отчаянии. Желаемая точка постав-
лена в его сценарии. Отчуждение произошло, он уходит с тех
улиц, по которым гулял вместе с Маннелигом.
А тот, когда его позвали на похороны, пришел, чтобы пока-
зать свою охлажденность. Отказ мог трактоваться затаенным
чувством. Он пришел в комнату, где стоял гроб. Маннелиг
впервые видел пространство Пигмалиона и с удивлением ощу-
тил понимание его красоты. Даже в гробу Пигмалион оставал-
ся завершенной картиной — неприспособленной к жизни, но
прекрасной под определенным углом. Всякое обвинение Ман-
нелига было опровергнуто фактом этой смерти. Наказание за
материальную неприспособленность — смерть. И эта матери-
альная неприспособленность, эта отчужденность, которая трак-
товалась Маннелигом, как отсутствие чувств, теперь была при-
знана достоверной, когда Пигмалион погиб под колесами авто-
мобиля, не знающий правил движения через дорогу. Но Ман-
нелиг уже не чувствовал никакой любви — и не показывал ее —
он уже испытал новое знакомство, в котором видел надежду
найти верного спутника жизни. Он так же знал, что этот спут-
ник — окажется временным — и что состариться и умереть ему
предстоит в одиночестве. И в этом он находил свою единст-
венную радость и, пожалуй, единственную точку пересечения с
Пигмалионом. На этих похоронах он ощущал радость потери,
торжественную погребальную песню, оправданное отчаяние.
Все на этих похоронах стало для него значимым и правомер-
ным. Когда Пигмалиона опустили в землю, Маннелиг получил
индульгенцию своей красоте и право на вечную боль.
347
Илья Данишевский
7. Сатурн аспидных полдней
«А»: она никогда не знала второго отца, – длительное опо-
здание, посаженный телефон, все сползается, как тучи, а вот и
тучи, ведь идет этот дождь, сказали «починим завтра», и по-
этому фонарь не работает, он упал под поезд, иногда люди
действительно случайно падают под поезда, торопливый, все
еще заботящийся о красоте, все еще тревожащийся за опозда-
ние, шаг в темноте погасшего глаза, любовь может существо-
вать лишь в коридоре, в конце которого светится смерть. Ее
первый отец после этого верит в «И цзин», и это «Б», двух
точек достаточно, чтобы сквозь них провести прямую.
Остальное оставь импульсам… ее первого любовника звали
Франк, и кажется, это Франк был первым любовником ее отца,
семь лет мучений сквозь зеркало, Франк был ремиссией, уда-
ром маятника, она вспомнила свое «А», лежа под Франком и
вспоминала «А» позднее много раз: папа в траурных линиях
морщин, явственнее и четче, как змеи, каждый дождь, перекре-
стье, а может, мемориал, а больше они не ходили на кладбище,