зыкальной шкатулки. Стеклянные звуки летят над побережьем.
Город, вырезанный из туманного вечера. Очертания заброшен-
ных садов, башни и своды спят, нефы окутаны темнотой. Ком-
бре, точно такой, каким Гертруда помнила его, вырывается
посреди опустошенных земель, дворцами воспоминаний, ог-
ромными анфиладами тихих звуков, память на кончиках паль-
цев, хрупкие очертания домов и фасадов, память вырывается
здесь наружу с табличкой «Комбре, 434 человека, Марселю с
любовью» у входа, город, где поклоняются воспоминаниям.
Демонам. Умершим детям. Любовникам. Комбре стоит на бере-
гу моря, легкий бриз накрывает крыши домов солью. Комбре —
игрушечный оазис посреди ночи. Там — внутри. Гертруда слы-
шит, как звенит тишина на этих улицах; Гертруда идет по тон-
ким и коротким улицам, по которым когда-то дети гоняли
собак, Гертруда идет мимо домов, спящих, неуместных, где
матери в белых фартуках баюкали младенцев. Море беззвучно.
Комбре ненавидит звуки. Небо сливается с морем. Комбре…
белые лепестки вишни, моя вина, вся моя вина, которая уже
давно больше и шире, чем любое человеческое слово, мое вос-
поминание о тебе и к тебе, моя сладкая боль; Комбре, моя пе-
чаль, мое начало, наконец, выступает из темноты опустошенно-
сти, как мой конец; Комбре, мои слова не в силах справится с
этим городом; Комбре, крыши осеннего цвета; Комбре — черно-
белое кино со счастливым концом, Комбре — нарастающая
печаль; моя преступность, моя меланхолия, чужие слова, мои
сны о тебе, все сплетается в этом городе, становится его кам-
нями, стенами его домов, все занесено снегом, все в пепле, у
ног Гертруды растут волчьи ягоды, цветы аконита, как же они
красивы, как же бесполезны человеческие слова, когда Гертру-
да идет по городу мертвых; городу, отравленному аконитом,
цикута всегда растет там, где ей хочется, вот славный город,
вот и славный город, она идет по тебе в страшном предчувст-
361
Илья Данишевский
вии и одновременно в страшном оцепенении перед воспомина-
ниями, вот она идет и слова как бы замедлены, как бы пытают-
ся передать медленность ее шагов, но бесполезно, Гертруда
идет, слова не справляются с диапазоном моих ощущений…
иногда я вспоминаю тебя, будто заглядываю в глубокий коло-
дец, улитка ползет по кирпичной стене, и часто твои очертания
сплетаются для меня в Комбре, город потерянных снов, иногда
иногда иногда… там, где крохотная церковь, и где я плачу от
мысли, что бабушка когда-то умрет, и становлюсь непонятным
читателю в попытке говорить ровно так, как воспринимаю…
Комбре, город во Франции, оказывается Здесь для Гертруды,
стены церкви окрашены зеленой краской; не существовало
более счастливого дня, чем тот — 15 мая, помнишь?, видишь ли
в своих беспокойных снах? — когда Гертруда и Джекоб Блём
приехали в Комбре, тот Комбре, который во Франции; здесь, в
этом ДРУГОМ Комбре Гертруда двигается сквозь толщу своих
воспоминаний о том, как было ТОГДА, 15 мая, пятнадцатого
мая, когда Джекоб отошел после дороги вот в этот домик, и
действительно, вывеска WC, старомодная цепь, обхвати ее и
воды унесут, далеко унесут тебя, и вот она одна и смотрит
вокруг, тогда цвели деревья, какие-то деревья, и она разгляды-
вала этот город, и ей уже было больно, до того этот город, этот
Комбре во Франции был упоительным, ей было больно, ведь
Комбре как бы и создан для того, чтобы дарить счастье, а затем
растворяться, сворачиваться в клубок на дне памяти и трево-
жить оттуда своими стеклянными нотами; будто бьют по стек-
лу… Джекоб сказал «пошли, пошли, надо посмотреть город, вот
здесь Пруст разглядывал закат, надо же!», они держались за
руки, какой славный город, упоительное солнце было на его
щеках, на его щеках и на стенах города, Гертруда смотрела на
его щеки, ей не верилось, что хозяин этих щек принадлежит
ей… она чувствовала, что Комбре утекает от нее даже в первый
день, что Комбре уже удаляется, становится на секунду-минуту
и час дальше от нее, отрывает себя по кусочкам, и Джекоб
отрывает себя по кусочкам. Она уже знала, что он любит муж-
чин, одного или множество, только не ее… – там, в Комбре она
впервые поняла, что когда-нибудь все эти счастливые минуты
останутся в прошлом, что они даны ей лишь для того, чтобы
оглядываться, чтобы оглядываться к ним и «где вы! Всей си-