Нежность к мертвым

лой творчества я к вам кидаю свои воспоминания, свои письма

362

Нежность к мертвым

в бутылках!», вот в этом доме, где плющ, где плющ, на втором

этаже они жили ровно две недели, и пили на завтрак вино,

вино и ели круасаны, иногда занимались любовью на прогре-

той солнцем постели, и тогда она могла видеть каждый край

его тела, каждый необрезанный угол, тогда они могли быть

ближе, чем когда-либо, здесь, в Комбре, в городе утонувших

слов.

В Комбре нет электричества, почему-то, к вечеру зажигают

масляные фонари. Все эти улицы, столь изученные за две не-

дели, улицы поцелуев, улицы нежных объятий, все кафетерии с

утренним кофе, все магазины с сувенирами и утренним хлебом,

все это с отпечатками нашей памяти, все это внезапно возвра-

щающееся к нам сквозь столетия намеком, теперь снова перед

Гертрудой — пустое, закрытое, состарившееся. Этот город не

вспоминает Гертруду, он похож на ослепшего пса, легшего

дожидаться смерти рядом с морем. Все крыши спят; а где те-

перь ты и кому целуешь спину, кому твои нежные объятья и

твои поцелуи? Кому ты открываешь новые города и кому ми-

нуты счастья? — кому после минуты воспоминаний и горя?

Здесь, в мутноводье, куда смерть приплывает на нерест, Ком-

бре абсолютно пуст, и над ним не горит солнце. Здесь ничего

нет для Гертруды.

Наконец, она видит его. Вольные куртизанки называют его

Марсель33. Его белая кожа обвивает стены церкви, Марсель

спит между вишневыми деревьями, сотканный из огромного

количества тел, он огромной змеей обвивает стены, он заполня-

ет собой содержимое церкви, тысячью своих рук удерживает

решетки на окнах, хватается за землю, удерживает равновесие…

в жизни Марселя существует только дождь, он — это душевно-

больной ребенок, чье приближение приносит ночные кошмары;

выбеленная кожа последовательно соединенных тел тихо дро-

33 На мой взгляд, я даю очень однозначные ответы всем своим

претензиям и потугам; скажем так, Гертруда презрительно относится

ко всему, что было мною сделано, и она как бы признается — от моего

имени — в полнейшем отчаянии.

Я не собираюсь здесь или приватно — с тобой — обсуждать мои

моральные состояния, но ставлю перед тобой вопрос о подобной —

финальной — трактовке Миз М., ее завершающем штрихе. Ясно ли это

в достаточной мере?

363

Илья Данишевский

жит от неведомых снов, текущих внутри этого скроенного ве-

ликим инженером конструкта. Гертруда разглядывает, как ног-

тями он рвет сам себе кожу, погружает в себя пальцы, затем

погружает до запястья в раны, затем резко выдергивает руку, и

рана сразу же зарастает. Конец его нескончаемых сегментов

прячется в церкви, там Герти держала руку своего возлюблен-

ного, и они слушали проповедь о… о чем-то; она знает, что все

уже позади. Все, что когда-либо было, уже уничтожено, уже

стало частью Марселя, забытого мальчика с пробоиной в чере-

пе… ничего уже не будет, все будущее уже расчерчено и утрам-

бовано Арчибальдом. Гертруда стоит рядом со спящим чудо-

вищем, и считает — чтобы на чем-то остановить взгляд, чтобы

отпустить себя — его сегменты, эти мужские, женские и детские

тела, поясница женщины рожает шею ребенка, поясница ребен-

ка заканчивается шеей дородного мужчины, поясница дородно-

го мужчины уходит в шею жилистого подростка, подросток —

женщина,

женщина-женщина-мужчина-ребенок-мужчина-

мужчина-женщина-женщина-мужчина и так, кажется, до беско-

нечности, Марсель — будто огромное количество воспомина-

ний, всех мужчин и всех женщин, которых мы встречаем, спит,

утыкаясь в своды церкви… о чем же была проповедь? Она не

помнит. Джекоб сказал, что любит ее. И ей казалось, что после

этих слов все уже решено, что, наконец, эти слова сформирова-

ли какое-то будущее. Он сказал «я люблю тебя…», и спустя два

месяца настала ночь раскаленной крыши. Что нам до всего

этого? До тысячи и тысячи тысяч растраченных слов и встре-

ченных людей, пусть все слова потеряют свой смысл, пусть

слова перестанут последовательно соединятся друг с другом,

пусть тело Марселя рассыплется на составляющие, пусть от-

дельно ползут во все стороны эти торсы, эти крупы, эти жен-

ские и мужские обломки, пусть же, ПУСТЬ ЖЕ это нищенское

человечество прекратит соединяться друг с другом, пусть лоп-