Нежность к мертвым

ния. Его существование множество кальп принуждало людей к

сотрудничеству с Народами, он приносил страшные сны, бури

и гибели, а теперь ему самому — уготована гибель; он плачет от

непонимания современных процессов, перемена тенденции

равносильна для него хаосу, он плачет в молитве, но молитвы

не будут услышаны, он плачет о столетиях своего гордого по-

лета, но память его будет уничтожена, и память о нем — со-

трется из памяти людей; люди больше не будут видеть сны,

когда Народы уйдут; человечеству не нужно искусство, не

нужно волшебство наших красок, им не нужен Марсель, и его

дурные дождливые сны.

Он, это огромное тело о множестве тел, парило на фоне

хищной луны, там, во время бойни в Кале, в тысяче городов,

он свивался кольцами в трилиарде голов и разворачивался там,

как ночной цветок, кожа его — аромат беды, сны его — кровь из

открытой раны Христа.

Франциск. У меня есть кое-что для тебя. Ты помнишь, как

познакомилась с Джекобом? Как — каждая из вас — познако-

милась с ним? Как тысячи женщин были обмануты его шар-

мом, и как его шарм — делал вас Девами Голода?

368

Нежность к мертвым

Альбертина. Я не хочу… Марсель очень красивый ребенок.

Посмотри, как он трепещет. Белая кожа просвечивает до синих

жил.

Франциск. Убей его ради нас, и я напомню тебе правду.

Марсель — спящий внутри твоего сна. Убей его, ударь в сол-

нечное сплетение искусства.

Белая кожа прозрачна до синих жил.

Ингеборг. Я люблю Его. И я тоже – прозрачна до белых

жил.

Франциск. Да. Ты ясна для нас, но мы любим твою про-

стоту. Мы слышим, как поет твоя кровь, наша кровь, Народы

шумят внутри твоих вен, и ты знаешь об этом. Это любовь к

нему сделала тебя одной из нас. Бархатный Король, великий

Тихопомешанный… его взгляд влюблял в себя женщин — поко-

ление за поколением. И все они сходили с ума… Стелла, Артея,

Медея и Федра. Вам нет числа.

Она помнят. Каждая из них — с чего все началось. Это на-

зывается сердце. Жажда любви, самоубийства, вечной ночи.

(Камера движется вдоль линии ее жизни. Мы видим какие-

то лохмотья, слезы, полночи, сигареты, улицы, вначале похоро-

ны собачонки, а затем ее покупку, мы разматываем в обратную

сторону, а теперь вот — Гертруда встречает Джекоба Бл ёма. Где

и как? Там, где обычно встречаются люди. Как — с первого

слова34.

34 Смертная (где-то на фоне фонтана, фонтана, ФОНТАНА, какая

фантастическая уникальность) и мыслит себя отличной от всех ос-

тальных, – конечно, мыслит, – уже вникшая в искусство и поцело-

вавшая его тайные части. Клитор искусства — это Селин, Берроуз, это

Лотреамон, Тракль, Хайм, изысканности Янна, это все остальные,

которых принято не понимать. Герти сидела на фоне фонтана и чита-

ла «Киску король пиратов», ей нравилось название, броская обложка,

ей нравилось читать что-то этакое. Она пробиралась в самые дебри.

Итак — фонтан. На Гертруде жемчуг, молоденькие интеллектуалки

очень любят жемчуг. А еще — молоденькие интеллектуалки любят

больных мужчин. Да, чем серьезнее болезнь, тем полнее и глубже их

знающие Шумана пальцы готовы проникнуть в анус возлюбленного

гомофила. На ней чулки. Заповедная зона, паутина, Берлинская стена.

Всеми своими фригидными жестами, ладонями и страстным перелис-

тыванием, глазами — грозовыми перевалами, они ищут своей бахроме

больного хозяина. Собака вылизывает собственные яйца, интеллекту-

369

Илья Данишевский

Всего секунду памяти: воспоминание завершается)

Франциск. Значит, ты догадываешься об этом. Хочешь, я

подарю тебе свою мертвую птицу?

Федра. Нет.

Франциск. Убей Марселя.

Одетта. С Джекобом все хорошо?

Франциск. Ему плохо, его сердце болит, но не бери в голо-

ву, ведь господину Блёму всегда плохо. Это его путь — от кор-

ней дерева Мертвых по левой руке. Убей Марселя.

Надалия. Почему я?

Франциск. А почему бы и нет? Убей его. Убей, ради всех

нас. Вырежи этот тромб из отцовского тела. Усмири его боли

хотя бы на пару минут.

Лизавета. Я не могу. Я не убиваю детей.

Франциск. Убей Марселя. Разбуди его. Прерви его сон. Это

так просто, Матильда. Детоубийство — это так просто.

Руки мертвого обняли плечи Гертруды, мертвая щека при-

жалась к ее щеке, губы мертвого сказали в ее ухо, – мир так

беспокоен, Девы Голода плывут в снежной тиши, страх и тре-