Нежность к мертвым

ности, просто потому, что это милая ее сердцу деталь сложной

жизненной конструкции (а почему бы и не рассказать, покуда

все эти модные вещички сами собой выискивают подходящие

дома, оценивают и прокладывают к ним дорогу?): «…приехали

за полночь, вагончики выкрашены красным, все дети в востор-

ге, красивые актеры в нашем маленьком городе(!), мальчишки

разглядывают музыкантов, те из этих мальчишек, кто уже ощу-

тил в себе неладное, понимает, что это его единственный шанс

попробовать — ведь всем ясно, что эти флейтисты, эти с кон-

трабасами, эти с дудками и эти с гитарами — педерасты; а меж-

ду нашими мальчишками если и случались междусобойчики, то

это отнюдь не похоже на идеалы педерастичной любви, а тут

эти ухоженные музыканты… в общем все только и ждали, когда

же труппа Двора Вечности развернется и устроит свое шоу, а

потом оно началось, а потом оно закончилось, всем нам только

и остается, что вспоминать об этом и сомневаться — было ли?

И к тому же, совсем неясно зачем вообще необходимо про-

14

Нежность к мертвым

шлое, зачем заполнять свое существование какими-то фактами,

если потом ты уже не сможешь различить вымысел и фанта-

зию, а если и сможешь — то и в этом не будет ничего, ведь от

этих картинок в голове на сердце все так же чопорно… но все

же это было красиво, настоящий театр. Комната задрапирована

красным шелком, под потолком огромное количество звериных

трупов, еще свежих, раскачиваются на ветру, вот уж восхити-

тельный музыкальный инструмент — мясницкие крючья! —

музыканты выстроились у задней стены, девки спереди, девки

начинают танцевать под музыку, нижнего белья нет, все всем

видно, все всем нравится, музыка поднимается, падает, вновь

набирает темп, зрители только о сексе уже и думают, а зачем

же еще музыка(?), и вот в самом конце на последнем издыха-

нии скрипки, с трупов над нашими головами сорвалась кожа —

видимо, какой-то секретный механизм — и кровь полилась на

публику, а тут последние ноты скрипки, и по душе как резанет

от неожиданности, и я помню, как вытирала лицо от крови, и

мне казалось, что я будто вырвана из города и где-то потеряна,

у меня рана в душе от этой потерянности, а как же мама, папа

и мой никчемный прыщавый брат(!), а потом глаза открылись,

и я снова нашла себя в толпе, в красной комнате, драпирован-

ный шелком, вот так, вот так… и снова ни мама, ни папа не

радовали меня своим существованием, но меньше всего радовал

мой скрытый за прыщами брат, а потом труппа уехала. В на-

шем городе сифилиса никогда не было, а тут появился, потек

по мальчишкам, и я вот думаю — было ли у них с музыкантами

или это болезнь с кроличьей кровью в глаза попала(?), уж и не

знаю…», ее перебивает мужчина с обломанными ногтями, со-

общая, что приехали, вот это место будет театром, вот этот

странный полусломанный дом, который, говорят, был построен

богатым шизофреником, и является своей планировкой точной

копией его шизофренического рассудка, то есть в этом доме —

есть лакуны, бездны, уводящие к центру земли, комнаты суще-

ствуют в трех или четырех ипостасях, ночные кошмары спят в

простынях, а в кирпичную кладку нужно колоть успокоитель-

ные, чтобы стены не придушили посетителей. Розенберга со-

общает, что была здесь в пору своей карьеры, мол, здесь дейст-

вительно очень хороший — по меркам шизофреника — зал, и в

свое время за вход платили не деньгами, а требовалось принес-

ти с собой бродячего пса, псов оставляли в прихожей, и лакей

15

Илья Данишевский

уводил их в подвал… едва ли, говорит Розенберга, все ограни-

чивалось какой-либо скучной зоофилией или убийством – все

должно быть гораздо более занятно, и это совершенно очевид-

но, что не найти более подходящего здания для неокастратов и

девочек в голубом. Все выходят из машины и оглядывают этот

дом. Кажется, он в грюндерском стиле, хотя это совсем не

факт, вокруг окон изображены огромные спирали, и стекла —

как центральная линза, нексус скручивающихся прямых, то ли

глаза, то ли — глазные впадины, – дом печален, но при этом

остервенело хочет вновь наполнить себя шумом, ведь ему пом-

нится, какие вечера полыхали внутри, какие вечера и какие

странные ночи… столь абсурдные сочетания плоти дом не на-