Познакомился там, где трахался с Богом, и она поняла, что все
уже потеряно; слишком большой уровень темных вод; по ка-
ким-то иным обрывкам она поняла, что в Индии он крутил
горячий роман с героином, что продолжает крутить, что в знак
«извини» привез дешевый платок, 20% шелка, иногда темные
воды поднимаются так высоко, что затопляют даже маяки,
иногда происходит так, что корабли разбиваются о мели, и эти
корабли тоже не знают «почему», и ничего иного не знают,
кроме факта, что в брюхо впилось какое-то морское порожде-
ние, и что вода заполнила собой люфты, что вода поднимается,
что спасение невозможно; и моряки не думают «почему», им в
этом нет никакой нужды; О.М. вспомнила сияющие лица ламп
в волосах зеленых абажуров.
В первом действии, где обычно знакомятся с героем, была
пустота, зияние, пробел, вместо этого действия можно было
поместить микрофотографии кластера раковых клеток молоч-
ной железы или простаты; карты, где мастями выступают ле-
гочные, психиатрические, передающиеся воздушно-капельным
путем и сексуальной сферы болезни, – вот о чем я мечтаю.
Игра в дурака, где проигравший приобретает весь букет остав-
шихся в его руках карт; такие карты имел при себе Франциск,
но, конечно, никто, с кем он играл, не знал об этом чудесном
способе заражения: шанкр, сияющий туз шанкров, когда ты
держишь его в руках, то хочется интуитивно отодвинуться от
черноты его власти; двойка высыпаний может оставить свой
волшебный след на пальцах и проникнуть в кожу твоей жены,
когда вечером ты прижмешь ее ляжки к себе поближе и нач-
нешь гладить их так, будто втираешь в эпидерму заразу и по-
желания скорой гибели; Франциск имел подобную колоду карт,
думаю, он нарисовал ее сам в возрасте четырнадцати или пят-
надцати лет, в том же возрасте, когда отец начал учить ее вы-
ращивать мак и опий.
20
Нежность к мертвым
Первый свой опыт духовно-фрактального расширения
Франциск испытал в шестнадцать, отца не было дома; Тимур в
семнадцать под чьим-то чутким надзором. Рассказать об этом,
как и просто рассказать о Франциске почти невозможно, ни
одного человеческого времени/склонения/нарративного содер-
жимого глаголов не может хватить, – виной этому О.М., ее
яркая нонконформисткая картина мира, леденящая, похожая на
ритм океанических волн, населяющих эти волны косяков по-
тусторонних существ, похожая на стук обода колеса о выщерб-
ленные дороги Бреста; О.М. всем рассказывает, что часть ее
жизни прошла в Бресте с тетей Зусей, эта часть ее жизнь под-
вергается фантазии и деформации, но неизменно бресткий
отрезок — самое яркое пятно ее жизни, пусть даже и выдуман-
ный от и до. Ее Брест — это совершенно особый Брест, она
выбрала именно этот город по созвучию, по каким-то ассоциа-
циям с Голгофой, ведь каждый звук в этом Б-Р-Е-С-Т напоми-
нает отвратительно гавкающую толпу, потную толпу, каждый
звук в этом Б-Р-Е-С-Т напоминает крестный путь, а значит
небо над Брестом, как Туринская плащаница. Четыре полдня
подряд О.М. рассказывала мне про свой Брест, ей было двена-
дцать, когда они с Зусей переехали в еврейский квартал, О.М.
была еще маленькой девочкой и ничего ДО Бреста не повлия-
ло на нее, а значит, лишь выдуманный Брест сформировал
О.М., ее странную картину миру. Сама О.М. — красивое, не-
много духовно растрепанное чудовище, содержащее в аквариу-
ме лесбийскую парочку черных вдов; она существует в цикле
радостного упадка и восторженного кошмара, одним из кото-
рых, если не главным, можно назвать Тимура. О.М. личной
волей выбрала его Любовью, личной волей назначила своим
надзирателем по крестному пути, сидя на моей кухне, она
вновь рассказывала про Брест, представляя его разветвленные
улицы конечностями древа своего семейства; про то, что нико-
гда не будет иметь детей; про Т., и, достав из кармана связку
ключей, показала насколько все это серьезно. Было три часа
ночи, ущербная луна была в небе, О.М. сидела на стуле, на
большом пальце правой ноги был пластырь, на ладони ее —
связка ключей. Она сказала, что Тимур не вернул Ключ-от-ее-
сердца, который она ему отдала. Существующие в воображае-
мых Брестах, все же скованы какими-то суевериями, сутолоч-
ность и субстантивность которых не могут не существовать