Зал заседаний номер один быстро заполняется, а когда сидячих мест уже нет, люди набиваются во все уголки и закоулки, как на основном уровне, так и наверху, на галерке, где уже и без того тесно. Зрители цепляются за дверные косяки и присаживаются на корточки между рядами. Они слегка загораживают нам обзор, но разве их можно винить? Даже матрона-медсестра, бдящая на посту в вестибюле, где неукоснительно приглядывала за подопечными, позволяет себе придвинуться поближе к дверям, чтобы все слышать. Мы сторонимся, освобождая для нее место.
Двенадцать мужчин и женщин появляются из двери в обитой дубовыми панелями стене и цепочкой идут через весь зал суда. У каждого в руках оранжево-белая книга в бумажной обложке. Судебный пристав и секретарь суда доводят присяжных до места и, когда те усаживаются, проверяют их имена, чтобы убедиться: это именно те люди, которые ранее встали со скамьи присяжных. У них вроде бы бодрый вид, но это само по себе ничего не значит.
Арестованного, сэра Аллена Лейна, просят встать.
Секретарь суда спрашивает старосту присяжных, пришли ли они к единодушному решению.
– Да, – отвечает староста.
– Виновен или невиновен?
Ник на галерке крепко обнимает Дину за плечи.
Она сжимает камень-глаз.
Роз вцепляется в рукоятку трости.
Сэр Аллен Лейн, пятидесяти восьми лет, стоит с прямой спиной возле стола солиситоров. Он безо всякого выражения смотрит перед собой, но на лысеющем черепе проступил пот, а руки за спиной сцеплены так, что побелели костяшки.
– Невиновен, – отвечает староста.
Зал ахает, а потом из задних рядов раздается взрыв аплодисментов.
– Тишина! – рявкает судебный пристав.
– И к такому выводу пришли вы все? – уточняет секретарь.
– Да.
Сэр Аллен Лейн склоняет голову в невыразимом облегчении.
Мистер Джеральд Гардинер немедленно просит разрешения обратиться к господину судье Бирну по поводу неимоверных судебных издержек, понесенных его клиентом, издательством «Пингвин букс». Это огромная сумма, 13 000 фунтов стерлингов, и он предлагает, чтобы существенную часть ее взяла на себя возбудившая дело государственная прокуратура.
Леди Бирн смотрит на мистера Гардинера так, словно он только что потребовал себе в собственность ее фамильное серебро.
Судья загадочно улыбается и перекладывает бумаги у себя на столе:
– Я больше ничего не скажу. Я не буду выносить решение по поводу судебных издержек.
И тут начинается.
Сначала ослепительно-белая очистительная вспышка – мертвенный свет, подчеркивающий черты потрясенных, беззащитных лиц всех собравшихся сегодня в зале заседаний номер один. Электрические лампы жужжат и умирают. Над головой слышится странный звук. Зрительница с галерки первой понимает, что это. Она, запинаясь, указывает наверх, словно на нее падает небо, и валится со стула.
Огромный световой люк зала заседаний номер один трескается.
Лондонский дождь переходит в ливень стеклянных осколков.
Люди пытаются защитить головы руками. Кое-кто раскрывает зонтики, но их немедленно разносит в клочья движение воздуха, вызванное взрывом. Стены зала суда, отделанные дубом, уседают на несколько дюймов. Порыв ветра уносит шляпы и парики. Этому рад только Джереми Хатчинсон.
Вихрь подхватывает и камень-глаз, зажатый в кулаке у Дины, и парчовую наволочку леди Бирн, и письма Роз.
Майкл Рубинштейн остается без трубки. По полу у наших ног прокатывается меховая шляпка Ребекки Уэст.
Зал заседаний номер один ополчился сам на себя. Ударные волны проходят по нему, сотрясая места для свидетелей, судейский стол и пустую скамью подсудимых. Деревянные гвозди вылетают из стен, и дубовые панели рушатся. Меч правосудия с лязгом падает на пол, а пол прямо у нас на глазах раскалывается пополам и вздымается могучей волной строительного леса. Галерка стонет. Корпус корабля – скамьи подсудимых – раскололся пополам.
Лица присяжных – обеспеченной дамы, покорившегося чужому мнению старосты, похожей на учительницу женщины, очкастых мужчин средних лет – захвачены буйством грохота и света, как бурей на море. Присяжные, кажется, растут, подпитываясь энергией вспышки, – они уже больше натуральной величины, когда будущее вырывается на свободу из здания прошлого. Какие силы выпустили они на волю?
Принадлежащие присяжным экземпляры освобожденной книги тоже не остаются невредимыми. Обложки лопаются, и страницы сотнями взлетают на ураганном ветру. Они поднимаются стаями птиц, вылетают в расселину, через которую льется тускнеющий свет ноябрьского дня, туда, где падчерица изгнанника, миссис Барбара Барр – Барби – стоит на крыльце своего дома в Стрейтеме, районе Лондона, и отвечает на вопросы журналистов. Они спрашивают, каково ее мнение по поводу решения присяжных. Ее отчим уже тридцать лет как мертв. Ее мать Фрида умерла четыре года назад. Барби вглядывается в темноту южного Лондона, следя глазами, как ярко освещенные чайки парят над унылыми крышами.