Он двигается во мне медленно, наполняя до самого донышка. С каждым новым, заставляющим выгибаться и кричать толчком я все яснее понимаю, что стала его рабой. Мое падение в бездну теперь не кончится никогда. Я жалобно постанываю, молясь всем богам, чтобы Руслан не останавливался. Скребу ногтями простыню и все залипаю на его тронутые томной поволокой глаза.
Я упиваюсь ароматом теплой вишни, который дополнился его мужским, терпким и сводящим с ума запахом. Балдею от поблескивающего торса, который нависает надо мной и неистово раскачивается взад-вперед.
Пальчики на ногах болезненно поджимаются, и меня накрывает красной дымкой. Она легкая как облачко. Отрывает меня от кровати и, словно высокоскоростной лифт, возносит к небесам. И единственное, что мешает мне взлететь, — это его руки, прижимающие мое содрогающееся тело к кровати.
Я ощущаю влагу на щеках. И не сразу понимаю, что это мои собственные слезы. Смотрю на него и глупо улыбаюсь. Руслан такой красивый в окружении радужных бликов.
— Встань на четвереньки, девочка, — слышу я очередной приказ.
Внизу живота продолжают бить колокола, и все тело дрожит от усталости, но я повинуюсь. Так надо. Он же сказал, что слово «нет» теперь не для меня.
Исполняю приказ, повернувшись к нему попкой. Руслан шлепает меня по ягодице. Она загорается огнем, и меня накрывает новой волной желания. Хочу еще. Хочу много раз подряд. Хочу, чтобы потолок разверзся, и я увидела тёмное небо, усыпанное звездами, мерцающими как его глаза.
Глава 10. Руслан
Она первая такая малышка, из-за которой я нарушил столько своих же правил разом. Раззадорила меня так, что я не сдержался. Не следовало трогать Аришу, пока она не подпишет контракт и не осознает свою новую роль в должном объеме. Но она пахнет как десерт с говорящим названием «Молочная девочка», и я решил, что ничего такого не случится, если я попробую всего чуть-чуть. Лишь пригублю ее невинность. Щелчок внутри моего сознания. И вот я уже пью ее большими глотками.
Я столько всего позволил ей. В разы больше, чем другим. Рыжик проигнорировала контракт. Трогает меня без позволения своими паучьими пальчиками. Я должен одернуть девочку прямо сейчас. Раз уж все сложилось именно так, без контракта, я разожгу в ней сабмиссивную искру здесь и сейчас.
Хватаю ошейник, который выбирал для нее не менее часа, убираю разметавшиеся рыжие локоны с шеи и прикладываю широкую полосу к влажному телу.
Ее светлая, бархатистая кожа покрывается мурашками, а тело дрожит как от холода. Девочке не терпится получить больше. Она вся в предвкушении изысканного разврата. Но не совсем понимает смысла происходящего и своей роли во всей этой красивой, чувственной игре.
Контракт заменяется ошейником. Сейчас затяну ремешки, и меня уже будет не остановить. Во мне проснется нечто первобытное. То, что скрыто под пошитым по точным меркам костюмом, воспитанием и хорошими манерами. Суть Доминанта — это моя квинтэссенция, чистая и незамутненная. Но нужен ключ, который выпустит зверя, сильного властного и непреклонного, наружу. Она — это ключ.
Я вижу отражение моей малышки в оконном стекле. Как же она хороша, послушная и на коленях. Этот растерянный, но молящий о большем взгляд, яркие, подкрашенные прилившей кровью губы и трогательные веснушки, рассыпанные по плечам и груди. И главная деталь — темный ошейник с металлическими вставками. Своей массивностью он подчеркивает ее хрупкость и нежность.
Пытается повернуть голову и что-то сказать, но я не позволяю. Хватит вольностей. Укладываю ладонь на влажный затылок и фиксирую так, чтобы она смотрела в одну точку. Давлю, вынуждая ее почтительно склонить голову и опустить плечи.
— Стой так. Тебе запрещается трогать меня без позволения, девочка. Будь почтительна. Ты не смотришь на меня и не говоришь со мной, пока я сам этого не прикажу. Ты поняла меня, малышка?
— Да, мой Господин, — выпаливает дрожащим, будоражащим голоском.
— Ты плохо себя вела сегодня. Сама раздела меня, хотя я этого не разрешал. Ты поняла, что теперь делаешь только то, что я прикажу, а не то, что сама хочешь?
Хлопаю ее по ягодице, наблюдая, как на светлой коже разливается пунцовый румянец.
— Да, мой Господин, — выдыхает она, стараясь не расплакаться. — Простите меня.
Ее слезы — это хороший знак. Они не вызваны болью или страхом, просто от переизбытка эмоций.
— Тихо! — прикрикиваю я. — Ты много говоришь, девочка. Обопрись на локти и выпяти попку.
— Да, мой Господин, — интонации ее плаксиво-детские и в то же время такие охочие, более подходящие взрослой женщине. Дьявольский контраст.