— Тогда что? — от удивления слезки перестали катиться по щекам, но они все еще блестят на ресничках, которые красиво обрамляют жемчужно-серые глаза.
— Ты пыталась украсть у меня часы, и я хочу взамен твое время. Поживи неделю в моем доме, а потом можешь делать что хочешь.
— Я не понимаю, — мямлит она, а зрачки так расширились, что оставили от радужки лишь тонкий серебристый ободок. — Зачем Вам это?
— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, — давлю тоном Доминанта, чтобы она уже сейчас уяснила расстановку ролей. — Либо так, либо я пишу заявление, и разбирайся тогда с полицией. Но они уже не будут настолько добры.
— А часы, правда, очень дорогие? — пытается девочка оправдать решение, которое приняла почти сразу.
— Дорогие, — вздыхаю я и тушу окурок в пепельнице, забитой скорлупой от фисташек. — «Rolex Cosmograph Daytona» из восемнадцатикратного белого золота.
Такие часы у меня действительно есть. Вот только лежат они сейчас в сейфе Питерского дома, а те, что остались валяться на полу в зале в качестве вещественной улики, просто хорошая реплика за штуку баксов. Впрочем, факт воровства это не отменяет, и если бы я захотел, то бы вполне мог устроил девчонке весь спектр проблем. Но моя цель — не проучить, а воспитать. Воспитать по-своему и под себя.
— Я согласна, — произносит дрожащим голосом то, что и так понятно.
— Вот и молодец, — хвалю я, протягивая малышке руку.
Она согласилась не просто так. Все дело в заложенных природой и воспитанием поведенческих паттернах. Другая бы послала меня ко всем чертям и предпочла поехать в ментовку, что безопаснее. Ариша же приняла мое предложение нырнуть в полную безызвестность не из-за страха попасть в мифическую колонию. Просто девчонка бессознательно желает, чтобы загадочный незнакомец протянул ей руку и увел в темноту. А там, во мраке, можно стать собой и позволить ему воплотить в жизнь все свои самые влажные мечты.
Замешкавшись на секунду, хватается за мою руку, и я аккуратно обжимаю пальцами длинную тонкую кисть. Кожей впитываю ее заводящую дрожь, которая простреливает током.
Арина поднимается на ноги, и я ревностно обнимаю тонкие плечики, покрытые курточкой из кожзама. Легонько прижимаю ее к себе и веду в зал.
— Полиция на подходе, — информирует чоповец, скользнув по моей девочке нехорошим взглядом.
— Отмени отряд, — заявляю я приказным тоном. — Мы решили конфликт полюбовно.
— Ваши часы, — протягивает мне хронометр, который стал катализатором всего.
Киваю и торопливо засовываю часы в карман. Арина провожает их беспокойным взглядом. Этот предмет сейчас выполняет роль ошейника, который держит покрепче настоящих пут.
Нехотя убираю руку, с трудом удерживаясь, чтобы не скользнуть ниже поясницы моей юной «узницы». Сдерживаюсь. Она и так напридумывала себе всякого, чтобы снять с себя всякую ответственность и с головой нырнуть в очередную авантюру.
Мы выходим на улицу, и я с удовольствием подставляю лицо прохладному ветерку. Предвкушение семи дней, которые я проведу с ней, будоражит. Оно пускает по венам и артериям мощную нейрохимию, которая если накопится в высочайшей концентрации, уведет в топспейс. Я сейчас абсолютно пьян от смеси гормонов и нейромедиаторов, которые мое тело вырабатывает в невероятных количествах. Девочка — отличный катализатор.
Галантно открываю перед ней дверь черного «Майбаха», и совсем оробевшая девушка, медленно, словно в трансе, садится на пассажирское сиденье. Я сам пристегиваю Рыжика, вновь окунувшись в ауру ее волшебного аромата, и сажусь за руль.
Плавно вжимаю в пол педаль газа и увожу новую куколку в свой игровой домик.
— Куда мы едем? — спрашивает обреченно.
— Ко мне, — поясняю сухо и тут же разбавляю строгость шуткой, чтобы она не подумала, что попала в руки к маньяку: — Не переживай, в какой-нибудь Воскресенск не увезу. Будет Подмосковье поприятнее.
— Ты живешь загородом?
— Ага, тебе понравится дом. Там есть бассейн, и он очень кстати в такой зной.
Угроза чуть отступила, и Ариша опять перешла на «ты». Сейчас посмотрим, насколько ловко она умеет, что называется, переобуваться в полете. Таится ли под провокационным нарядом хабалка? Возможно, ее правильная речь — это просто ширма для «взрослых».
Натыкаюсь взглядом на голые коленки и ловлю себя на мысли, что торчать они должны не из этого непотребства, которое и джинсами не назовёшь, а из-под женственной юбки.
— Куришь? — кидаю ей на колени пачку сигарет.
— Нет, — почти выкрикивает Рыжик, словно я ей горячих углей на голые ноги набросал.