Колючка вздрагивает и так я вспоминаю, что это у меня кровь в венах подогрета до температуры кипения.
— Где одеяло? — спрашиваю шепотом ей в ухо, и она очень вяло, практически беспомощно вскидывает руку в сторону шкафа у противоположной стены.
Аккуратно перекладываю ее с себя, встаю, на ходу подтягиваю штаны. У нее мало вещей — самое необходимое, я бы сказал. Но все аккуратно разложено по полкам. Осматриваю квартиру, чтобы найти подтверждение своим мыслям. Ни книг, ни вещей, которые могли бы принадлежать лично ей.
Ок, подумаю об этом через минуту.
Нахожу подушку и одеяло, устраиваю все это на диване, а когда укрываю Колючку, она на секунду цепляется в мою пальцы сразу двумя ладонями. Жест доверия, от которого меня распирает жуткая гордость. Это лучше, чем быть «мальчиком». Значит, коварный план по превращению училки в малолетку неплохо работает.
Мне хочется продолжить то, что мы начали. Хочу перевернуть ее на живот, приподнять за задницу и взять сзади. А потом посадить на себя сверху. Сглатываю, внезапно атакованный образами ее маленького тела, насаживающегося на мой член, словно кольца на шест пирамидки. Поэтому, пусть Колючка поспит. А я выпью кофе, покурю, позвоню матери и разбужу ее таким способом, что она забудет все приличные слова из своего нашпигованного русской литературой лексикона.
Снова осматриваю комнату, пытаясь вспомнить, что Колючка говорила о ноутбуке. Ноута больше нет. Как так? Иду на кухню и еще раз пересматриваю все ящики: ни намека на посуду, которую бы она привезла с собой. Чашки, посуда и даже ложки — практически все с рекламными лейбами производителей. Ни один нормальный человек не пользуется такими вещами дома: обычно, их либо оставляют для незваных гостей, либо используют в качестве рабочей посуды. Варя не похожа на женщину, которая пьет чай из простой белой чашки с потертой надписью дешевого чая. Я скорее поверю в какую-то милую пузатую кружку, точно в единичном экземпляре.
Возможно, я преувеличиваю и вижу то, чего нет, но все это выглядит так, будто она в самом деле ушла почти с пустыми руками. Меня это не волнует ни капли, если бы мог — стер бы ее бывшего с лица земли просто за сам факт его существования в прошлом моей Колючки, но все это выглядит… странно.
На часах уже половина десятого: я набираю сообщение матери, пишу, что у меня все хорошо, утром я обязательно перезвоню. У меня нет проблем с доверием родителей, потому что мне всегда хватало ума не заявляться домой бухим в доску, всякий наркоманский мед меня тем более не интересует, и в целом моим родителям нее приходилось за меня краснеть. Только хвастаться медалями, которые я время от времени привожу с соревнований.
Где-то в прихожей раздается громкая трель звонка. Я иду на звук, мысленно чертыхаясь. В такое время колючке может звонить либо кто-то из родни, и вряд ли для того, чтобы просто поболтать по телефону, либо… ее бывший.
Знаю, что не должен этого делать, но бросаю взгляд на экране телефона. Там просто буква П. Это может быть вообще что угодно. Пиццерия? Пидор? Первая буква имени?
Разрываю звонок, достаю из куртки сигареты, зажигалку и возвращаюсь на кухню вместе с ее телефоном. Открываю окно, успеваю прикурить — и телефон снова «оживает» в моей ладони. Там сообщение от того самого П. Почему-то уверен, что это мужик. Не знаю почему. Зачем кто-то звонит моей девочке почти ночью?
Меня не мучает совесть, когда открываю и читаю сообщение.
Я просто, блядь, зверею.
Глава сорок вторая: Даня
«Возьми трубку, ебучая сука! Я тебя все равно найду и убью!»
Мне кажется, что я на минуту выпадаю в сраную реальность, в которой все это просто часть чужого сна, в который меня затянуло по ошибке. Перечитываю сообщение еще раз, вдруг соображая, что это — только последнее в длинной цепочке.
Читаю несколько наугад — и откладываю телефон, чтобы случайно не раздавить его в кулаке. Никогда в жизни я не глотал горький дым с таким чувством, будто без него меня разорвет на куски. Практически безе перерывов между затяжками, до самого фильтра, пока не обжигаю кончики пальцев, но и тогда в башке не сильно прояснятся.
Выдыхаю в морозную ночь, смотрю сообщения еще раз.
Это одни бесконечные угрозы. Угрозы расправой, издевательствами, изнасилованием. Угрозы, от которых перед моими глазами полыхает кровавое зарево. Я не знаю, кем нужно быть, чтобы писать такую мерзость женщине, но уверен, что попадись этот недоёбок мне прямо сейчас — я бы разломал все его кости.