Превосходный снег, чтобы скрыть следы.
На треволнения этого дня Сюзанна отвечает примеркой платьев у себя в комнате, швыряя в сторону те, что совсем уж вышли из моды. Этот ритуал повторяется каждые несколько месяцев, всякий раз, когда Сюзанна чувствует, что бремя здешней жизни слишком тяжко давит на плечи. Мария стоит в дверях и наблюдает, как сестра с презрением дергает ленты на зеленом муаровом платье. Ее захлестывает волна нежности к Сюзанне, способной в такие времена беспокоиться о вещах вроде линии талии и ширины рукавов.
— Это платье можно прекрасно ушить. Не рви его.
Сюзанна поднимает глаза.
— Ну, с этими дурацкими финтифлюшками я уж всяко его носить не буду.
Она вздыхает и обреченно отбрасывает платье. Обиженные ленты Мария пришивала сама, крошечными, плотными стежками.
Мария поднимает его.
— Мы можем надставить новые рукава, кружевные к примеру, а эти убрать и поменять форму выреза, вот так, и тогда оно станет вполне модным.
— Предположим. А что делать с этим? — Она поднимает платье из набивного ситца, явную реплику тех, в которых Мария Антуанетта играла в доярок.
— Хм… на тряпки.
Сюзанна смеется — своим сокровенным, домашним смехом, или скорее смачным гоготом, столь отличным от жеманного публичного смеха, который ее мать считает более подобающим благородной барышне.
— Оно просто чудовищно, правда? Не знаю, о чем я думала.
— О Мэтью Фоксе, насколько я помню.
Сюзанна швыряет в нее платье.
— Тем больше оснований пустить его на тряпки.
Мария садится на кровать, в окружении отвергнутых нарядов.
— Ты еще не написала Дональду Муди?
Сюзанна отводит глаза:
— А как? Письмо же нельзя доставить.
— Мне казалось, что ты дала обещание.
— Ну, он тоже обещал, но я ничего не получила — а он-то знает, где я.
— Что ж, вскоре непременно будут какие-то новости. Думаю, они как-то услышат об этом арестанте и сообразят, что идут впустую. — Она ложится на платья. — Мне кажется, он тебе нравится.
— Он вполне нормальный.
Сюзанна краснеет, к собственному неудовольствию. Глядя на нее, Мария ухмыляется.
— Хватит! Что я могу сделать?
— О, я думала, ты пишешь длинные страстные письма, перевязываешь их розовой ленточкой и хранишь возле сердца.
Мария довольна румянцем сестры. Она видела массу молодых людей, вбивших себе в голову страстную любовь к Сюзанне и чувствовавших, будто пробуждают некую ответную искру, однако через неделю или около того сестра теряла всякий интерес, обнаружив поблизости что-нибудь более привлекательное. Ящики ее туалетного столика просто ломятся от знаков неразделенной любви. Столик Марии далеко не так полон, но ей и в голову не приходит ревновать сестру. Она видит, что для Сюзанны все это внимание кажется внешним раздражителем, заставляющим вести себя, как положено барышне. Все мужчины, очарованные ее лицом и фигурой, не в состоянии понять простую истину — Сюзанна крайне деятельная особа, предпочитающая плаванье и рыбалку утонченным чаепитиям. Ее приводят в уныние отвлеченные разговоры и смущают цветистые изъявления чувств. Мария знает это, а потому не завидует вниманию, которым окружена Сюзанна. А еще она знает, как искренне Сюзанна желала ей счастья, когда она по уши влюбилась в молодого человека, который в прошлом году преподавал в школе. И не вина Сюзанны, что, встретив ее, Роберт ощутил смешение чувств и в конце концов, заикаясь, признался ей в любви, а затем, перепуганный яростной реакцией, убрался в Сарнию на первом же пароходе. Сюзанна ничего не рассказала Марии, но, как это всегда бывает в Колфилде, рано или поздно до нее докатились слухи. Мария, пережив время молчаливых страданий, смастерила восковую фигурку Роберта Фишера и медленно растопила ее в очаге своей спальни. Как ни странно, это ей помогло.
Мария, в общем-то, решила принять обет безбрачия, поскольку не могла себе представить встречу с человеком, способным сравниться с ее идеалом мужчины — то есть с отцом. В любом случае, она совсем не уверена, что замужество и семейное счастье так бесподобны, как это принято считать. В Колфилде и Дав-Ривер женщины работают не покладая рук и старятся с пугающей скоростью, так что к тому времени, когда мужчины еще, как говорится, в самом соку и по-прежнему крепки, хотя и тронуты морщинами, создается впечатление, будто они женаты на собственных матерях. Не совсем та судьба, о которой она мечтает.