Матильда уже собралась унести цыплят в вине, как вдруг ее грубо обхватили две дюжие руки. Она обернулась и увидела конюха Матье: этот мужлан не пренебрегал деликатесами северных морей.
— Не надо, Матье! Уйди! — сказала она, стараясь не выпустить из рук блюдо.
Тут раздался звонок, но Матье стал расстегивать платье Матильды. Она попыталась освободиться, и от ее резкого движения платье разошлось. Матильда не носила лифчик: те, что подходили ей по размеру, были слишком уродливые, с пластинами из китового уса, и теперь Матье держал ее огромные груди в своих широких мозолистых ладонях.
— Не надо, Матье!
Но что толку? Мужлан уже расстегнул платье, которое упало к ногам Матильды. Он сорвал с нее передник, потом трусики, и, пока раздавались нетерпеливые хозяйские звонки, губы конюха жадно шарили по ее телу, начиная с десерта, чтобы закончить, как всегда, закусками.
Матильда не могла совладать с собой. Она выпустила из рук блюдо и упала навзничь на залитый соусом пол, Матье упал на нее, а куски цыпленка в бургонском вине попадали вокруг.
— Да ты уже возбудилась, плутовка!
— Это от винного соуса!
И под непрерывное дребезжание звонка Матильда и Матье впервые в истории кулинарного искусства гарнировали лососину неочищенным овсом.
В столовой за отсутствием еды сидящие за столом занимали себя беседой.
— Вы нас всех чуть не взорвали, дорогой профессор! — ни с того ни с сего вдруг заявил Шарль.
— Я провожу серию экспериментов, которые должны окончательно подтвердить мою теорию, — сказал профессор с сильным немецким акцентом.
— Вашу теорию? Да что вы!
— Дело давнее. Я работаю над ней с тридцать четвертого года. С тех пор, как мне пришлось покинуть Германию…
— По всему дому пахнет горелым, — вмешалась Аньес, не переставая нажимать на звонок.
Жюлиа сидела напротив Шарля и не сводила глаз с красивого молодого человека. Вот оно что, сказал себе Жюльен: она втюрилась в этого красавчика! А Клер ничего не замечает! Этот кретин дарит стол для пинг-понга, и все семейство — на седьмом небе! «Чудный мальчик! Такой воспитанный! Такой внимательный!»
— Да что же это творится на кухне? — вдруг пробурчала Аньес под едва слышный перестук челюстей.
— Цель моих экспериментов, — продолжал профессор, — заключается в том, чтобы сконденсировать оргиастическую энергию, в свободном виде разлитую в космосе.
— А что такое «оргастрическая энергия»? — спросила Пуна, по счастью, не понявшая, что к чему.
— Видите ли… — начал профессор.
— Профессор, прошу вас! — перебила его Аньес.
— В общем, я собираюсь в скором времени обуздать эту энергию, так что все мы станем ее господами.
— Неужели? — размечтался Шарль.
— И госпожами, — уточнил профессор, обволакивая нежным взлядом присутствующих дам.
Жюлиа залилась румянцем, Клер напустила на себя надменность, тетя Адель подняла брови, а у Аньес началась легкая икота, но чисто оргиастического происхождения.
Наконец появилась Матильда с блюдом в руках. Грудь ее была полуобнажена: она не успела застегнуться доверху.
— Поторопитесь, голубушка! — строго сказала Аньес.
Растерявшись, Матильда споткнулась об угол ковра и чуть не упала. Она выпрямилась — и на лифе ее платья расстегнулись еще четыре пуговицы. Разговоры за столом затихли. Все в изумлении смотрели на служанку, чьи груди выскочили из платья, когда она наклонилась, поднося блюдо Клементине. Шарль заерзал на стуле, точно какой-нибудь сорванец.
Но никто не произнес ни слова: в столовой добропорядочного дома груди выскакивают из платья только при всеобщем молчаливом неодобрении. («Это что еще за наряд?» — чуть не вырвалось у Аньес.)
Беседу возобновил словоохотливый профессор Гнус.
— Этот взрыв — совсем другое дело… Лабораторная ошибка… Иногда я бываю рассеянным.
Он повернулся к Аньес, надеясь увидеть в ее взгляде прощение, ибо в комнате, куда его переселили, он уже начал восстанавливать свою лабораторию. Но Аньес не смотрела на него, она даже не слушала его, а выискивала под грудями Матильды кусочек цыпленка.
— Я очень расстроен из-за этого взрыва, — не унимался профессор.
— Взрыва? — рассеянно произнесла Аньес. — Какого взрыва?