– На речку пойдешь? – спросил Аркаша.
– Надо. Ложиться спать в кладбищенской земле не сильно хочется, – Кирилл усмехнулся. – Как-то двусмысленно прозвучало. Имел в виду, что надо смыть землю с себя.
– Я так и понял.
Недолго они брели в молчании.
Кирилл смотрел на Веру. Девушка шла метрах в двадцати впереди, и ее фигура то скрывалась за спинами общинных, то появлялась вновь.
Войдя в поселок, Кирилл и Аркаша свернули и пошли к реке. Солнце висело низко, и улицы были залиты алым. Весь путь они проделали в молчании, и, только искупавшись и сев сохнуть на траве, заговорили. Солнце уже скрылось за горизонтом, сиреневые сумерки опустились на деревню, пляж и перекинувшись через реку, расплылись по тому берегу.
– Мне все это напоминает тот первый день, – сказал Кирилл. – День катастрофы. Тот день и сегодняшний очень похожи. Они у меня в голове накладываются один на другой. Та же близость смерти и та же нужда в близости другого человека.
– Когда тяжело, все мы ищем опору в других людях. Для того и нужны друзья.
– Да, а если рядом нет друга, даже просто близкого человека?
– Тогда приходится совсем тяжко.
– В тот день, когда объявили эвакуацию, я все искал свою девушку. Было хреново, я ничего не понимал, и очень хотелось, чтобы кто-то близкий был рядом. Я понимал, что, вряд ли, найду свою подругу. Уже оставалось совсем мало времени, и незнакомая девушка предложили мне близость. Не ту, что я искал. Телесную. Я отказался. Знаешь, синица в руках и журавль в небе. Я выбрал журавля. Скорее даже, свою мысль, что журавль где-то должен быть в небе, выбрал, всего лишь, призрак журавля. Подругу я тогда не нашел. И потом, когда через год наступило лето и я ходил по пригороду и искал родных, я ее тоже не нашел. Никого не нашел. Ни реальной синицы, ни иллюзорного журавля. Было такое чувство, что меня обманули. Жизнь обманула. Или другие люди, что говорили мне когда-то, что правильно, а что нет.
Иногда я вспоминаю Ксеню, свою подругу. Образ стерся. Осталось лишь какое-то теплое чувство внутри. Образ слился с той незнакомкой. Я вспоминаю Ксеню, наш последний поцелуй и ее последнюю подаренную мне улыбку, ее улыбка превращается в улыбку незнакомки, лицо Ксени становится лицом незнакомки, потом остается только незнакомка. Я стою, смотрю на незнакомку, готовую лечь со мной, и не могу понять, почему не вошел тогда в открытую дверь.
Аркаша молчал.
– Теперь я понимаю, что когда мы жили в городе, я каждый вечер в «гостевой» искал опору в случайных девушках и заходил в каждую открытую дверь. И сейчас, все вот это, вчерашний вечер, ночь и весь этот сегодняшний день, все это – то же самое, как тогда. Кто бы я хотел, чтобы сегодня был со мной рядом, если завтра мне предстоит умереть?
– Что выбрать: синицу или журавля?
– Ага. Когда мы с тобой забивали кресты, я смотрел на Веру и вдруг осознал, что она не Ксеня, а та другая – незнакомка. Первое впечатление было верным, не зря я почувствовал себя как-то странно, когда поцеловал Веру в первый раз, – Кирилл помолчал. – Мы ведь в любой момент может оказаться на месте распятых парней. Не хочу больше синиц, хочу журавля.
Глава 5
Прошло две недели с тех пор, как они въехали в поселок. С каждым днем ночи становились холоднее, а дневной воздух уже не прогревался так сильно. Зима была близко. Может, неделя, может, дней десять.
Все четырнадцать дней они спешно готовились к сезону дождей. Зимовать решено было в школе. Кирпичная кладка была цела, и стены имели лишь поверхностные повреждения. Здание имело центральное отопление, котел в подвале был цел, а склад рядом с котельной был наполовину засыпан углем. Судя по всему, зимовка в школе обещала быть самой комфортной и теплой зимовкой со дня катастрофы.
Работы было много: очистить школу от мусора, заколотить окна и заделать щели, отремонтировать трубы отопления, заготовить дрова на всю зиму, привезти еще угля, сделать из классов жилые комнаты и переоборудовать несколько помещений под склады, чтобы их запасы не оказались затопленными или съеденными крысами, обустроить в ближайших к школе домах курятник и хлев, покрыть крышу школы гудроном, продолжать запасаться едой, ... – список был бесконечным.