Нужно было идти дальше. Оставлять найденное без присмотра не хотелось, и Кирилл предложил развесить одеяла на шведской стенке возле школы.
Кирилл и Вера с двумя скатками вышли к школе. Школьная площадь пустовала. Весь транспорт перегнали за здание, и теперь тут стояли лишь грузовик и пара легковушек с кузовом типа пикап. Над бортом крайнего пикапа виднелась газовая плита и верхушки газовых баллонов.
Шведская стенка была наполовину завешена, рядом толклись люди. Кирилл узнал среди них Аркашу, Катьку, Марину и Захарку. Оказалось, что не они одни решили использовать стенку, турники и брусья для проветривания найденных в поселке матрасов и одеял, и теперь на краю футбольного поля разгорелась маленькая война. Общинные, что две недели дружно, не замечая усталости, восстанавливали школу, теперь превратились в стаю гиен, грызущихся за тушу антилопы.
Когда Кирилл и Вера подошли к шведской стенке и опустили скатки одеял на траву, страсти там кипели уже не шуточные.
– Как улов? – подошел к ним Аркаша. Он потирал лоб и виски.
Кирилл указал на скатки:
– Вот шесть одеял нашли.
– Хорошо. Знаешь, тут сейчас такое было. Это я здесь повесил, нет я, нет я. Убери свои руки, это мое, нет мое. Боже! И как назло дядя Миша с Ярославом Викторовичем куда-то уехали. Некому остановить. Мы даже пару покрывал потеряли в бою, хорошо Захарка подоспел, остальное снять успели.
– Великая матрасная война, там много наших полегло… – произнес Кирилл.
– Во-во. Мы решили оккупировать какой-нибудь из домов поблизости. И там все развесить. Оставим пару человек сторожить. Надеюсь, дядя Миша скоро вернется и наведет порядок.
– Понесли тогда?
Они подняли скатки, и караваном отправились через школьную площадь к одному из домов.
– Вот этот подойдет, – указал Аркаша и открыл пинком калитку. Кирилл обернулся. От шведской стенки в сторону домов отходили несколько груженных группок, видимо, и другие общинные решили прекратить споры и повторить маневр Аркаши.
Девушки остались сторожить развешенные во дворе матрасы и одеяла, а Кирилл, Аркаша и Захарка отправились в новый рейд. Они дошли до конца стадиона, когда из-за поворота им на встречу вышел Глеб. Правая бровь Глеба была рассечена, и тонкая струйка кровь запеклась на виске. На подбородке расплылся огромный кровоподтек.
– Что произошло? – спросил Аркаша.
Глеб не ответил и угрюмый продолжил идти в сторону школы.
– Матрасная война продолжается? – предположил Кирилл.
– Похоже на то.
На ужин была разваристая гречневая каша с тушенкой, рыбный пирог и некрепкий чай с травами: душицей, мятой и чем-то еще. Рыба была свежей, речной. Двое общинных не подходили для обычной работы и поэтому большую часть времени проводили, рыбача на берегу реки. Один из них был однорукий Аким, а второй – дурачок Данилка. В ловле рыбы однорукий Аким был спецом, и мог дать фору любому из общинных. Данилка же просто сопровождал Акима, и весь день либо бегал по лугу за бабочками, либо наблюдал за каким-нибудь жуком или муравьем, или просто спал в тени рощицы. И еще любил катить тележку с уловом от реки к школе, делал он это с таким блаженным и восторженным выражением лица, гордый доверенной ему работой, что многие общинные специально выходили встретить его на дорогу, чтобы зарядиться положительными эмоциями от этого благодушного человечка.
Дядя Миша и Ярослав Викторович ездили по округе и составляли карту. На отпечатанной еще до катастрофы карте было мало подробностей, только поселок и шоссе. Карта поселка со всеми домами, улицами и прочими постройками и объектами уже была нарисована. Теперь мэр и министр обороны изучали окрестности. Вернулись они незадолго до ужина.
Матрасная война была в прошлом, община успокоилась. Произошедшую между Глебом и Пашей Крапчиным драку дядя Миша назвал досадным недоразумением и изъявил надежду, что впредь такое не повторится. Мэр особо разбираться не стал, только произнес небольшую речь, напомнив, что их община одно целое, что предстоит долгая зима и что не стоить устраивать разборки из-за пустяков. Просто потому, что он, дядя Миша, прекрасно знает, станет холодно, и любой с радостью не только отдаст лишний матрас и одеяло своему нуждающемуся соседу, но и, если надо, поделится своим. Все затихли, видимо, каждый увидел в своем сердце готовность к благородному поступку.