– Все-таки решил, что так лучше?
– Ага. Ну вот, чего мне еще надо было? Она же Мисс Апокалипсис. Пышногрудая красавица в откровенном бикини и с автоматом наперевес позирует на фоне полуразрушенного гипермаркета и проржавленного остова безколесого хэтчбека.
– Ну да, само совершенство, – рассмеялся Аркаша.
– Ты прав, бывают такие девушки – красивые, а не цепляют. Полгода назад меня это не останавливало. Если девушка была не против, то я шел вперед. Не мог просто так пройти мимо открытой двери. Но все общение сводилось к пьяному трепу и пьяному же сексу. Мы никогда ничего не ждали друг от друга, просто брали, пока было что взять, а потом каждый шел своей дорогой дальше. Никогда раньше не задумывался, что я хочу и что ждет меня впереди. А теперь… Видимо, пришло время. Хочу чего-то большего. Правда, пока не знаю, что именно, – Кирилл помолчал. – Странно все это. Впереди полгода дождей, скуки и одиночества, а вот здесь в груди такое теплое чувство, что я молодец, что я все сделал правильно.
– Мальчик взрослеет, – улыбнулся Аркаша.
– Эй, дяденька! Седобородый и умудренный старец, я тебя всего на два года младше.
– И, однако, с меня уже песок мудрости сыпется, а ты только подгузник наивности с себя снял.
Кирилл рассмеялся:
– Красиво сказано.
– Твое. Ты сказал.
– Да? Не припоминаю.
– Ну как-то раз ты вернулся пьяный и учил нас с Катькой жизни. Мы тогда только решили ехать с дядей Мишей, и ты объяснял нам всю наивность нашего желания изменить жизнь к лучшему.
– Ага, вспомнил. Вот ведь дурак был.
Из города в поселок они вернулись еще засветло. Ужин снова начался после захода солнца. Столовую заливал тусклый электрический свет, было слышно, как за стеной негромко гудит бензогенератор. На ужин было густое и наваристое жаркое из картофеля и тушенки, по большому куску соленой консервированной селедки и по сладкому пирожку с начинкой из свежих яблок. Тамара Алексеевна как всегда была на высоте.
К мерному гулу генератора присоединялся дружный стук ложек. Вот и еще один день прожит. Умиротворение и покой расплылись по помещению. Дядя Миша попросил не расходиться. Кирилл, как и многие другие, уже расправился с ужином и теперь просто сидел. Кто-то в полголоса переговаривался. Кирилл смотрел по сторонам. Многие лица казались родными, милыми, близкими. Чувство было чем-то похоже на то, когда незнакомые люди во время дождя оказываются под одной крышей. Там бушует стихия, тут сухо и безопасно, общее переживание сближает, и к концу дождя незнакомые прежде люди выглядят так, будто ты их давно уже знаешь. Дождь кончился, пора расходиться, но ты стоишь и не хочешь расставаться с этим местом и этими людьми.
Дядя Миша поднялся и взял слово.
– Мы с вами проделали долгий путь. От тех далеких сомнений: а стоит ли что-то менять и куда-то ехать, – через сборы к отъезду, через долгое и казавшееся в конце безнадежное путешествие, через эту сумасшедшую и изматывающую гонку по подготовке к зиме, к сегодняшнему вечеру.
Когда-то я позвал вас с собой, сказал, что если мы захотим изменить нашу жизнь, если пойдем вперед, то однажды наша жизнь изменится к лучшему. Мы все кого-то потеряли, и многое ушло в прошлое безвозвратно. Но сегодня тот день, когда можно с уверенностью сказать, что теперь мы кое-что приобрели.
Мало кто из вас знает, но до катастрофы я работал обычным клерком в администрации нашего города. Так, юрист на побегушках, эдакая серая канцелярская мышь. Мой единственный ребенок, сын Тимур, за несколько лет до катастрофы уехал жить в Москву, и жив ли он теперь или его уже нет в этом мире, я не знаю. Моя жена погибла. Это я точно знаю. Многие из вас потеряли близких, но погибли ли они или нет, многие не знают наверняка. Но моя жена, она пережила тот первый день, а умерла намного позже. Мы нашли друг друга, жили вместе, но зима, первый сезон дождей убил ее. И я точно знаю, что она могла бы выжить, если бы люди не просто жили в том поселке, а попытались бы организовать свою жизнь, стали бы бороться за качество жизни, бороться с разрушением и смертью.