Аня отвинтила крышку термоса и налила Кириллу и себе чай. Кирилл снял дождевик и повесил его на выступ трубы. Стульев в бойлерной не было, и они сели на кучу сухой травы и в молчании пили чай. Тепло проникло внутрь, и по телу поплыла расслабленность и истома.
– А если не в пустоту? – сказала Аня. – Если обратно в санаторий?
– Обратно в плен? Нет, спасибо. Да и тебя уже просто так обратно не примут. Обоих под замок посадят.
– Не посадят. Вернемся, объясним все. Нас примут. Бычков только поначалу будет против, но и он потом отойдет. Если и посадят под замок, то ненадолго.
– Нет, в санаторий я не пойду. И в город обратно тоже. Никуда не хочу уходить.
– Смирился? Вас же здесь убьют всех.
– Это еще не известно.
– И ты в это веришь? Даже после смерти Ярослава Викторовича?
– Больше ничего не остается, – сказал Кирилл.
– Можно еще уйти из поселка.
– Можно. Но в бегство я верю еще меньше.
Аня поставила кружку и обняла Кирилла.
– Значит, не хочешь никуда ехать? – спросила она.
– Нет.
Аня долго молчала и смотрела на Кирилла. Кирилл допил чай и тоже поставил кружку на пол возле ног. Натопленный воздух расслаблял, хотелось спать, дурманящий запах травы кружил голову. Аня наклонилась к Кириллу и поцеловала его. Кирилл ответил на поцелуй и привлек Аню к себе. В голове все поплыло. Она стащила с него свитер, футболку и стала целовать его грудь. Аня поднялась, скинула обувь и встала босиком на куче травы. Кофта и джинсы присоединились к кроссовкам. Аня, почти голая, замерла перед Кириллом. Кирилл уже видел Аню голой, тогда, при переправе через реку. Но теперь все было по другому.
Кирилл привлек к себе Аню, и они сплелись в объятьях на еще хранящей тепло труб траве.
Когда Кирилл проснулся, Ани рядом не было. Он лежал в траве, голый и один. Аниной одежды тоже не было. Кирилл нашел часы. Стрелки показывали половину пятого утра. Видимо, Аня ушла к себе в лазарет. Хотя можно было бы его и разбудить. Если бы сюда кто-нибудь вошел, и увидел Кирилла, одиноко спящего голым на стоге сена в углу, то многое пришлось бы объяснять.
Кирилл потянулся к одежде. На свитере лежала свернутая в несколько раз бумажка. Кирилл развернул ее и стал читать. Это была прощальная записка Ани. Всего несколько строк. О том, как им было хорошо вдвоем. О том, что у них могло получиться что-то действительно стоящее. Но Света поправилась, и Николай Федорович решил возвращаться в санаторий. Так же, как и Кирилл, Аня не хочет бросать своих. Поэтому уходит вместе с ними. Уходит этой ночью. А то, что произошло между ними в бойлерной, это ее прощальный подарок Кириллу.
Кирилл перечитал записку несколько раз. Наконец до него дошло, что Аня, Света и Николай Федорович уже ушли, и уже ничего нельзя сделать. Нужно будет сообщить новость дяде Мише, но это подождет до утра. Кирилл оделся, сунул записку в карман. Стал собирать с труб пересохшую за ночь траву.
Дождь шел по-прежнему сильно. Кирилл и Аркаша ехали через поселок к сельскому клубу. Там несколько помещений были украшены искусственными цветами, и Аркаша предложил сделать из них венок для похорон Ярослава Викторовича.
Дядя Миша попросил у Велеса разрешение похоронить Ярослава Викторовича. Велес разрешил. Может быть, посчитал, что после смерти министра обороны и благородного поступка самого Велеса, община сдастся и примет условия бандитов. До вечера было объявлено перемирие. Община обязалась не покидать поселок и не атаковать людей Велеса, те в свою очередь обещали не трогать общинных.
Кирилл и Аркаша вышли из машины и под дождем зашли в двери клуба. На первом этаже тут и там виднелись лужи. Кирилл поднялся на второй этаж и обходил помещение одно за другим. Он нашел какую-то коробку, вытряхнул из нее мусор и складывал в нее найденные проволочные цветы. Цветы были грязные и пыльные. Некоторые никуда не годились. И Кирилл просто отбрасывал их в сторону, прямо на пол к остальному мусору.
Комнаты закончились, и Кирилл спустился вниз. Он поставил коробку с цветами на сухой участок пола и сел на ступеньку ждать Аркашу. Дождь монотонно барабанил по стенам сельского клуба.
На всех трех уцелевших в пожаре машинах они приехали на кладбище. Поехало всего несколько человек. Остальные остались в школе. Школа казалась безжизненной и обезлюдевшей.