Ему было двадцать три, когда мистер Хат – один из тех седовласых людей, что говорили: «Да, этот парень далеко пойдет!», – пригласил его на выходные в гольф-клуб на Шерри-Айленд. Декстер расписался в журнале для гостей и в тот же вечер отправился играть в гольф в компании мистера Хата, мистера Сендвуда и мистера Т. А. Хедрика.
Он не счел уместным рассказывать о том, что когда-то таскал клюшки за мистером Хатом по этому самому полю или что мог бы с закрытыми глазами показать здесь каждую песчаную ловушку и канаву; он поглядывал на шедших за ними четверых кедди, пытаясь подметить какую-нибудь черту или жест, который напомнил бы ему его самого, дабы сократить пропасть, отделившую его настоящее от прошлого.
Это был весьма любопытный день, четко разделенный на части мимолетными и такими знакомыми впечатлениями. На мгновение ему почудилось, словно он забрел в чужие владения, а в следующий миг он сам поражался охватившему его чувству превосходства по отношению к мистеру Т. А. Хедрику, оказавшемуся занудой и не таким уж и сильным игроком.
Затем, благодаря потерянному мистером Хатом на лужайке у пятнадцатой лунки мячику, случилось нечто крайне важное. Они бродили в жесткой траве рафа в поисках мячика, когда сзади, из-за холма, донесся звонкий крик: «Эй, берегись!» Все тут же оставили поиски, обернулись, и над холмом просвистел яркий новенький мячик, угодивший мистеру Т. А. Хедрику прямо в живот.
– Черт возьми! – воскликнул мистер Т. А. Хедрик. – Да когда же перестанут выпускать на поле этих безумных дамочек! Это уже просто возмутительно!
Из-за холма показалась голова, и одновременно послышался голос:
– Будьте добры, позвольте нам пройти!
– Вы попали мне в живот! – с яростью объявил мистер Хедрик.
– Я? – Девушка подошла к мужчинам. – Простите! Но я ведь кричала: «Эй, берегись!»
Она окинула небрежным взглядом каждого, а затем стала осматривать фервей в поисках мячика.
– Неужели он отскочил в раф?
Невозможно было понять – то ли это был просто наивный вопрос, то ли она хотела поиздеваться? Но через мгновение все сомнения рассеялись, потому что на холме появился ее спутник, и она весело крикнула:
– Я здесь! Попала бы прямо на лужайку, если бы тут никто не стоял!
Она встала в позу, приготовившись нанести легкий удар клюшкой, и Декстер внимательно ее рассмотрел. На ней было синее полосатое платье, отделанное у воротника и на рукавах белой каймой, подчеркивавшей ее загар. Бросавшаяся в глаза худоба, делавшая ее страстные глаза и опущенные книзу губы смешными, когда ей было одиннадцать, теперь исчезла. Она стала захватывающе красивой! Румянец на ее щеках располагался прямо по центру, словно это была не живая, а нарисованная женщина; румянец был неяркий, он был теплый, изменчивый и лихорадочный, и столь неуловимый, что казалось, будто он в любое мгновение готов поблекнуть и исчезнуть. Этот румянец и подвижные губы создавали непрерывное впечатление постоянного движения, бурлящей жизни, необузданной жизненной силы, лишь отчасти уравновешивавшейся печальной прелестью ее глаз.
Она торопливо и без всякого интереса ударила клюшкой, загнав мячик в песчаную ловушку с другой стороны лужайки. С быстрой лицемерной улыбкой, небрежно бросив: «Благодарю вас!», она пошла вслед за мячиком.
– Ох уж эта Джуди Джонс! – произнес мистер Хедрик у следующей лунки, где им пришлось выждать несколько мгновений, пока она, оказавшись впереди них, не выполнит удар. – Ей поможет лишь одно: сначала – полгода пороть по субботам, а затем – выдать замуж за какого-нибудь старорежимного капитана кавалерии!
– Но, боже мой, как она прекрасна! – сказал мистер Сендвуд, которому было чуть за тридцать.
– «Прекрасна»! – презрительно передразнил мистер Хедрик. – Она всегда выглядит так, словно ждет поцелуя! Так и манит своими коровьими глазищами всех наших городских бычков!
Сомнительно, что мистер Хедрик в тот момент намекал на материнский инстинкт.
– А она могла бы весьма недурно играть в гольф, если бы старалась, – сказал мистер Сендвуд.
– Она не спортсменка! – с напыщенным видом произнес мистер Хедрик.
– Но у нее прекрасная фигура! – сказал мистер Сендвуд.
– Давайте лучше возблагодарим господа, что удар у нее не самый сильный! – сказал мистер Хат, подмигнув Декстеру.