Его волосы практически полностью поседели и отливали серебром, а темные глаза на исхудавшем юном лице казались огромными.
– Ребенок болен? – спросил он своим обычным голосом.
Она кивнула.
Он замялся, прикрыл на мгновение глаза. Затем задал вопрос:
– Ребенок умер?
– Да.
Он надолго замолчал. Сиделка подошла ближе и положила ладонь ему на лоб. Две большие, неуклюжие слезы показались у него на глазах.
– Я почувствовал, что ребенок умер.
Долгое молчание первой нарушила сиделка:
– Доктор разрешил отвезти мистера Чарльза сегодня вечером на прогулку. Ему нужна перемена обстановки.
– Хорошо.
– Я подумала… – сиделка не сразу решилась продолжить, – так вот, я подумала, что прогуляться вам бы обоим неплохо, миссис Хэмпл; может, выйдете вместо меня?
Луэлла тут же отрицательно покачала головой.
– О, нет, – ответила она, – сегодня мне не очень хорошо.
Сиделка как-то странно на нее посмотрела. Неожиданно почувствовав жалость к Чарльзу, Луэлла медленно наклонилась и поцеловала его в щеку. Затем, не говоря ни слова, она пошла в свою комнату, надела шляпу, пальто и с чемоданом в руках пошла к входной двери.
Она сразу же увидела тень в холле. Только бы миновать эту тень – и она свободна! Если бы только она могла обогнуть ее справа или слева или приказать ей убраться с дороги! Но тень упрямо не желала двигаться, и, издав слабый крик, Луэлла села на стул в холле.
– Я думала, что вы ушли, – взмолилась она – Я же просила вас уйти.
– Скоро уйду, – ответил доктор Мун, – но я не хочу, чтобы вы совершили древнюю, как мир, ошибку.
– Я не совершаю никакой ошибки – все ошибки я оставляю позади.
– Вы пытаетесь оставить позади саму себя, но это невозможно. Чем дальше вы от себя убегаете, тем ближе приближаетесь к самой себе.
– Но мне нужно бежать, – отчаянно возразила она. – Бежать из этого дома смерти и неудач!
– У вас еще не было неудач. Они только начинаются.
Она встала:
– Дайте пройти.
– Нет.
Она опять сдалась, как и всегда, когда разговаривала с ним. Закрыла лицо руками и расплакалась.
– Возвращайтесь в комнату и скажите сиделке, что идете на прогулку с мужем, – предложил он.
– Я не могу.
– Можете.
Луэлла вновь взглянула на него и поняла, что повинуется. Решив, что ее воля теперь окончательно сломлена, она бросила чемодан и пошла обратно через холл.
Природу странного влияния, которое оказывал на нее доктор Мун, Луэлла понять не могла. Но шли дни, и она обнаруживала, что делает многие вещи, которые раньше вызывали у нее отвращение. Она оставалась дома с Чарльзом; когда он совсем поправился, она иногда выходила с ним поужинать или в театр, но только если этого хотел он сам. Она стала ежедневно появляться на кухне и нехотя присматривать за хозяйством, поначалу из страха, что все опять пойдет прахом, а затем уже по привычке. И она чувствовала, что все это было каким-то образом связано с доктором Муном – что-то такое, что он все время рассказывал ей о жизни, или почти рассказывал, и в то же время скрывал, словно боялся, что она об этом узнает.
Когда жизнь вновь вошла в обычную колею, она обнаружила, что Чарльз стал меньше нервничать. Его привычка тереть лицо исчезла, и, хотя ей казалось, что в мире поубавилось веселья и счастья, теперь ей иногда удавалось испытать настоящее умиротворение, о котором она раньше даже не подозревала.
И вот однажды вечером доктор Мун неожиданно сказал, что уезжает.
– Хотите сказать, навсегда? – спросила она, запаниковав.
– Навсегда.
Лишь мгновение она не была уверена, что сожалеет об этом.
– Я больше вам не нужен, – тихо произнес он. – Вы вряд ли это поймете, но вы повзрослели.
Он подошел поближе и, сев на диван рядом с ней, взял ее за руку. Луэлла сидела молча, напряженно прислушиваясь.
– Мы всегда договариваемся с детьми, что они сидят в зале тихо и не мешают разыгрывать пьесу, – сказал он, – но если они так и остаются в зале после того, как выросли, кому-то приходится работать вдвойне – еще и за них, – чтобы они получили удовольствие от света и блеска нашего мира.
– Но я хочу света и блеска, – возразила она. – Это все, что может предложить жизнь. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть, чтобы все вокруг было живым и теплым.
– А все и будет живым и теплым.
– Как?
– Когда тепло будет исходить от вас.