Он великодушно помахал рукой, громко крикнув: «Вы должны мне жалованье за три дня, но ничего – оставьте деньги себе!», и выбежал из конторы. Мистер Чемберс позвонил секретарше и поинтересовался, не замечалось ли в последнее время в поведении О’Келли каких-либо странностей? За свою карьеру он уволил множество людей, и все принимали эту новость по-разному, но еще никто и никогда его не благодарил!
Ее звали Жонкиль Кэри, и Джорджу О’Келли не доводилось видеть ничего свежее и бледнее ее лица, когда она увидела его на платформе станции и, не в силах ждать, побежала навстречу. Ее руки устремились к нему, губы раскрылись в ожидании поцелуя, но она тут же отстранила его от себя и чуть стыдливо оглянулась вокруг. Невдалеке стояло двое парней чуть помладше Джорджа.
– Это мистер Креддок и мистер Хольт! – весело представила их она. – Я вас знакомила, когда ты приезжал в прошлый раз.
Обеспокоенный таким резким перескоком от поцелуя к представлению, подозревая в этом некий тайный смысл, Джордж еще больше разволновался, обнаружив, что ехать в дом Жонкиль им предстояло в автомобиле одного из этих парней. Ему показалось, что это ставит его в неловкое положение. По пути Жонкиль болтала со всеми – и с теми, кто ехал на заднем сиденье, и с теми, кто на переднем, – а когда под покровом сумерек он попытался было незаметно ее обнять, она не поддалась, а ловким движением вынудила его просто взять ее за руку.
– Разве эта улица на пути к твоему дому? – прошептал он. – Что-то я ее не узнаю.
– Это новый бульвар. Джерри только что купил машину, так что ему очень хочется похвастаться, а затем он привезет нас домой.
Когда спустя двадцать минут их высадили у дома Жонкиль, Джордж почувствовал, что первая радость от встречи, то счастье, которое он безошибочно прочитал в ее глазах там, на станции, куда-то улетучилось под влиянием этой поездки. То, чего он так долго ждал, как-то незаметно потерялось, и именно об этом он и размышлял, холодно прощаясь с обоими парнями. Но плохое настроение прошло, как только в тускло освещенной прихожей Жонкиль, как раньше, притянула его к себе и обняла, сказав ему дюжиной самых разных способов, лучшим из которых был тот, в котором не было места для слов, о том, как она по нему скучала. Ее чувство вновь вселило в него уверенность, пообещав его беспокойному сердцу, что все будет хорошо.
Они уселись рядышком на диване, поглощенные ощущением близости, забыв обо всем, кроме нежности и ласк. Когда наступило время ужина, появились отец и мать Жонкиль, которые тоже были рады Джорджу. Он им нравился; когда больше года назад он впервые появился в Теннесси, они поддержали его в его стремлении стать настоящим инженером. Им было жаль, когда он бросил эту работу и уехал в Нью-Йорк, чтобы найти какое-нибудь дело, на котором можно будет заработать побольше и побыстрее. Хотя они и оплакивали его отказ от инженерной карьеры, относились они к нему хорошо и были готовы принять его помолвку с их дочерью. За ужином они его расспрашивали о том, как идут его дела в Нью-Йорке.
– Все отлично, – с воодушевлением отвечал он. – Меня повысили, жалованье прибавили.
Сказал он это не очень-то веселым тоном, но ведь у всех было такое отличное настроение…
– Видимо, тебя ценят, – сказала миссис Кэри. – Это несомненно – иначе тебя вряд ли отпустили бы сюда дважды за последние три недели.
– Я сказал им, что у них нет выбора, – торопливо объяснил Джордж. – Сказал, что, если не отпустят, я уволюсь!
– Но тебе следует экономить деньги! – мягко упрекнула его миссис Кэри. – Не нужно тратить все деньги на эти поездки!
Ужин окончился; он и Жонкиль снова остались одни, и она вновь была у него в объятиях.
– Как хорошо, что ты приехал, – вздохнула она. – Как бы мне хотелось, чтобы ты больше никогда никуда не уезжал, милый!
– Ты скучала по мне?
– Очень-очень!
– А другие… Другие мужчины часто приходят к вам в гости? Эти, например, ребята?
Вопрос прозвучал для нее неожиданно. Она взглянула на него своими бархатистыми черными глазами:
– Ну, конечно, они заходят… Все время… Я… Я ведь тебе писала, что они ко мне заходят, милый!
Это была правда: когда он впервые приехал в этот город, вокруг нее уже крутилась целая дюжина парней, отвечавших на ее живописную хрупкость юношеским обожанием, и лишь немногие замечали, что ее прекрасные глаза смотрели на мир трезво и внимательно.
– Ты ведь не ждал, что я не стану никуда выходить? – спросила Жонкиль, откинувшись на подушки дивана так, что теперь, казалось, она смотрела на него с расстояния в несколько миль. – Что я сложу руки и стану сидеть смирно отныне и вовеки?