Весь следующей день Джей и Энн, пожертвовав прогулкой, корпели над моими подарками, на все мои попытки взглянуть на результаты, Энн грозила пальчиком и просила не мешать, а мой Гаденыш ехидно улыбался и коротко отвечал: завтра.
Когда настало «завтра», то улыбка Джерома стала еще ехидней. Энн вручила мне симпатичный платок с моими инициалами украшенными вензелями в одном углу и растительным орнаментом в противоположном. Мне, действительно, было приятно, и я от всей своей черной души поблагодарил это невинное создание.
Когда я взял в руки подарок Джерома, то слегка…задумался.
- Эмм, очень…мило, – выдал я осторожно, разглядывая нечто в своих руках, – я так понимаю, это листья и… ветви?
- Нет, – ответил мне юноша, – это надпись.
Черные глаза прищурились, пряча улыбку до поры, до времени.
- А на каком языке? На арабском? – поинтересовался я, глядя на него невинными глазами.
- На английском, – процедил мой змей сквозь зубы.
Его взгляд отчетливо дал понять, что я скоро договорюсь. Наш молчаливый монолог был прерван возгласом мисс Бингли, которая увидела-таки творение Джея.
- Ох, Джей, Вы совершенно не умеете вышивать!
Я хохотнул, глядя на напрягшегося Джерома, но он вдруг рассмеялся искренне и весело:
- Вы очень наблюдательны, мисс Энн, а я-то думаю, почему у меня не получается?
Не знаю, как мисс Бингли, но нам с Джеем поездка в Брайтон очень понравилась, особенно мне, потому что я, все же, получил свой подарок в единоличное владение, только тот оказался очень активным и выжил из меня все соки. Когда я заявил, что второй презент мне понравился несколько больше первого, то мой мелкий бес, с возмущенным «несколько?!», повернулся ко мне спиной, после чего заявил, что больше со мной не разговаривает. Правда, этот обет молчания не распространялся на тихие стоны, которые слетали с зацелованных губ, когда я вымаливал прощение.
Нанятый мной кэб остановился возле заведения Анриеты. Мне сегодня не спалось из-за переполнявших меня чувств. Удивительно, до Джея я был уверен, что не способен любить и, уж тем более, отдавать себя без остатка другому человеку.
Да и отдавать-то, как мне казалось, было нечего… а вот оказалось, что есть.
Я не предполагал, что во мне проснется столько нежности к этому невозможному существу, и даже в самых дерзких мечтах не представлял, что он ответит мне сторицей. Нет, ни он, ни я не выражали свои чувства словами – видимо не умеем – но каждое прикосновение, каждый взгляд были пропитаны эмоциями.
Мы настолько утонули друг в друге, что стали неосмотрительны. Ладно Джей, спишем на его юность и неопытность, но я? В свое оправдание могу сказать лишь одно: люблю впервые.
В результате моей халатности нас сегодня почти поймал Томас. Благо он в темноте слеп как крот. Я этим вечером несколько увлекся процессом… Черт! И как тут не увлечься, когда мой мелкий бес сводит меня с ума одним только взглядом?! Каждый раз, когда я вхожу в него, он зажмуривается, но стоит мне только толкнуться вперед, как он распахивает свои черные глазищи, именно распахивает, а не открывает! И взгляд у него сначала такой невинный и перепуганный, но уже скоро становится жарким, требовательным…
«Еще!» – вот что требует его взгляд, и этим сносит мне голову напрочь.
Вот и сегодня я забыл, что громкие стоны Джерома не совсем желательны, когда в доме полно посторонних ушей. Я среагировал на стук в дверь, закрыв ладонью рот Джея, юноша резко замолчал и испуганно посмотрел на меня. Когда я услышал, что в замочной скважине свободно проворачивается ключ, то с ужасом осознал, что по привычке вытащил ключ с этой стороны двери и положил себе в карман. А вот если бы не вытащил, то хрен сюда кто вошел.
Задув свечу и рывком запахнув полог, я распластался по кровати, а Джей накрыл нас огромным пуховым одеялом: себя до подбородка, а меня с головой. Только я все же оставил себе зазор для лучшего анализа ситуации. Шебуршание мы прекратили, когда незваный гость был уже в комнате.
Слабый отсвет свечи едва проникал сквозь плотную ткань, когда Тощая Тень подобрался к нам вплотную. Увидев, что полы стали расходиться, Джей жалобно и очень убедительно заскулил:
- Ну, не светите сюда, я же сплю!
Края штор замерли, а потом вернулись на место.
- Вы в порядке Джером? – раздался старческий хриплый голос Томаса.
- Я в порядке, – ворчливо ответил юноша. – Что со мной должно быть не в порядке?
- Вы, – пауза, – стонали как-то жалобно.
- И что? Мне уже и кошмар присниться, не может?
- Может, но…
- Томас, я спать хочу!
- Да, да, простите старого дурака, я уже ухожу.
Уже возле порога мы услышали бухтение:
- Кошмар… не удивительно, с такой-то жизнью… Бедный мальчик.
Я вынырнул из-под жаркого одеяла и иронично протянул:
- Кошмар, значит?
Джей тихо рассмеялся.
- Ага, кошмар, да такой, что просыпаться не хочется.
В общем, мы закончили то, что так бесцеремонно прервал престарелый дворецкий. А когда мой любимый уснул, то я долго лежал без сна, пытаясь понять, за какие такие заслуги на меня свалилось это тихо сопящее счастье.
И вот именно из-за полнейшего хаоса в голове я приехал к Анриете. Кстати, выплескивать на кого-то свои мысли мне тоже не свойственно. Черноглазый бес перекраивает меня на другой лад.
В комнаты хозяйки борделя вела лестница с черного хода, которым пользовались и немногочисленные постоянные клиенты. С одним из таких я и столкнулся лоб в лоб на лестнице.
- Смотри, куда идешь! – одернули меня грубо.
Поскольку газовый светильник находился на стене выше по лестнице, то есть за спиной этого нервного субъекта, то лица его я не разглядел.
- Оу, покорнейше прошу меня извинить, – язвительно процедил я.
Мужчина бросил на меня разъяренный взгляд и выскочил на улицу, подняв ворот плаща. Я же застыл на месте: эти светло-серые глаза я не перепутаю ни с чьими другими. Видать, Торнфильд не признал меня в потемках коридора, но я его спутать не мог.
Когда я шел по коридору второго этажа в комнаты Анриеты, то остановился возле знакомой двери, которую занимал когда-то, и которая сейчас принадлежала Жоржу. Меня поразила догадка, что возможно, только возможно, барон пользовался услугами этого мальчика.
Решив выяснить это обстоятельство незамедлительно, я толкнул дверь. В полутьме спальни, забивая запах благовоний, мое обоняние резанул запах свежей крови. Кровать, застеленная некогда белыми простынями, сейчас темнела пятнами. Обойдя широкое ложе, я обнаружил Жоржа. Источником запаха был он.
Юноша был жив, но уже на грани: дыхание давалось с трудом, воздух вырывался с хрипом и кровавыми пузырями, обагряя губы и челюсть по бокам; лицо обезображено до неузнаваемости; бедра в крови; тело – сплошные багровые пятна и опухоли.
Я поднял на уши Анриету, а та, в свою очередь, «дежурного по борделю» врача. Пока врач осматривал и штопал Жоржа, юноша пытался объяснить ситуацию, только говорить он мог обрывками, периодически теряя сознание. Из его прерывистого шепота я понял только это:
- Раньше бил… несильно… сдерживал себя… сегодня словно озверел… говорил, что из меня плохой… суррогат… глаза голубые, а не карие…
У меня, как по щелчку, в голове сложилась головоломка: барон пытался заменить недоступного для него Джерома Жоржем. Юноша был столь же изящно сложен и черноволос, да и в чертах лица было некоторое сходство.
Дьявол! Не люблю иметь дело с сумасшедшими, от них не знаешь чего ждать.
Джей
Чертов Рождественский бал! Чертов корсет! Чеооорррртовы туфли! Хочу домой! Если меня, еще хоть раз, пригласят на танец, я за себя не отвечаю и спасаюсь бегством! Ну, вот скажите мне, кто танцует на сытый желудок? Я всегда удивлялся, как женщины способны есть, когда их тело стягивает это пыточное приспособление под названием «корсет»? В меня поместилось буквально одно жалкое индюшачье крылышко и всё! Сейчас мне кажется, что оно целеустремленно движется назад к свету, особенно после нескольких кругов по паркету…