- Что. Ты. Делал. Рядом. С. Торнфильдом? – он произнес каждое слово по отдельности, делая акценты.
- Это. Не. Твое. Дело! – ответил я ему в тон.
Ей богу, я услышал, как ирландец заскрежетал зубами. Желваки змеями перетекли под кожей.
Следующая его фраза была произнесена тихо и спокойно, только холодностью своей равнялась с северным ветром:
- Я тебя предупредил, что если ты со мной, то назад пути нет.
Что?.. Он что, подумал, что между мной и бароном?... ИДИОТ!!!
Мое сумасшествие нашло выход на волю.
- А что? Я ему явно нравлюсь, и он знает, что я НЕ девушка! А вдруг замуж возьмет? А то с тобой я как между небом и землей!
Чееерт! Срочно экзорциста мне!
Я и глазом моргнуть не успел, как меня схватили за грудки и вздернули на колени. Зеленые глаза вспыхнули ненавистью и от этого взгляда меня словно в кипяток опустили, ступни и ладони вспыхнули с новой силой, покрываясь испариной.
- Отпусти, разорвешь! – зло прошептал я, впиваясь ногтями в его запястья.
- Ты думаешь? – голос Дерека засочился сарказмом. – Так?
И он рванул в разные стороны мой хлопковый корсаж, разрывая его в клочья, оголяя полностью мои плечи и грудь. Я глупо уставился на повисшие поверх корсета, бесполезные теперь, куски ткани. Гнев захлестнул меня и я, повинуясь импульсу, не думая, что творю, замахнулся и засветил ирландцу в челюсть. Дерек едва дернулся, а на моих глазах выступили слезы от ломящей боли в костяшках пальцев. Закусив губу, чтобы не разрыдаться в голос, я вскинул полные слез глаза на источник своих проблем и тут же получил удар тыльной стороной ладони по щеке. В отличие от моего, удар ирландца опрокинул меня навзничь, а по щеке и скуле растеклась боль. Я уставился на него ошалевшими глазами, ощупывая языком распухший уголок губ. Солено-металлический вкус крови взбесил меня не на шутку.
- Ах ты, породистая, ирландская скотина! – прорычал я, приподнимаясь на локтях и сгибая ноги в коленях, пряча свое возбуждение.
Господи, я еще и мазохист!
- Не вполне породистая! – выплюнул он зло.
- Я про твой экстерьер, сволочь рыжеволосая! – надо отметить, что мы кричали, но шепотом, да так, что выглядело это не смешно, а довольно зловеще.
- Сволочь, да! – подтвердил он и стал раздеваться.
А я смотрел на него захлебываясь злостью и желанием и даже не пытался остановить. Но когда он, абсолютно обнаженный, стал забираться на кровать, я резко выкинул ногу, пытаясь ударить его, и попал носком в челюсть. На этот раз Дерек потерял равновесие и упал с кровати спиной назад.
Я затаил дыхание, лихорадочно соображая, чем же мне это аукнется. Когда он медленно выпрямился во весь рост, то по подбородку его стекала алая струя. Мммм, какой взгляд. Мурашки побежали по телу легким ознобом, и я почувствовал, как сжались мои соски.
- Кровууушка, – мурлыкнул я, – теперь мы квиты.
Судя по разъяренному лицу Дерека, он не был со мной согласен. Я больше не мешал ему добраться до себя, и, видимо, мой ирландец не знал, куда деть свою ярость – жертва то не сопротивлялась. Мой, вышедший из себя, ангел сжал в кулаке подол корсажа и демонстративно, глядя мне в глаза, одним рывком разодрал его надвое. У меня сорвалось дыхание от новых, возбудивших меня до предела, ощущений. Я нагло уставился на него, ожидая дальнейших действий. Дерек окинул меня взглядом, отметив мой вставший член поднятой бровью и кривой улыбкой, взял в ладонь тугой ствол, вырывая у меня судорожный вздох, а затем склонился надо мной и поцеловал. И я ответил ему с жадностью, закидывая руки ему на шею, дурея от вкуса крови на его губах. Во мне проснулось кровожадное существо, потому что мне было мало соленой, вязкой жидкости на его коже, и я всосал нижнюю губу, а когда мой рот стал наполняться свежей кровью, я понял, что Дерек поранил именно губу. Мой рыжий ангел застонал мне в рот, сжимая мое бедро до синяков, а я, обезумевший от солено-металлического вкуса во рту, сжал зубы на нежной, гладкой плоти. Дерек втянул сквозь зубы воздух и схватил меня за волосы, медленно накручивая их на кулак, давая мне шанс отпустить его по-хорошему. Только я не отпускал, глотая дурманящее мне рассудок «вино». Боль, вызванная натяжением волос, заставила меня все же отпустить израненную губу. Я со стоном закрыл глаза и выгнул шею, шалея от жгучей пульсации на коже головы, а потом я почувствовал влажный и горячий язык на своей шее…
- Дееерееек, – выдохнул я с мольбой, полностью ему покоряясь, желая чувствовать его глубоко внутри себя.
Он понял. Смазал себя под моим неусыпным контролем, схватил меня за щиколотки и, закинув мои ноги себе на плечи, вошел одним движением. Меня подкинуло, выгибая и открывая для него полностью. А дальше, как в бреду: боль, смешанная с наслаждением; дикие, быстрые толчки, попадающие в одну и туже точку; срывающийся шепот с распухших губ; пальцы, судорожно сжимающие простыни; влажное, сильное тело, сгорающее от наслаждения на мне, во мне… И жаркие ладони, без которых уже не можешь, и каждое их прикосновение, словно глоток воздуха для задыхающегося… Горячие слезы, стекающие по вискам…
Дерек
Он свел меня окончательно с ума, я не соображал, что делаю. Его агрессия и сопротивление разбудили во мне животное, которое жаждало лишь одного: сломать, подчинить, заставить умолять… Но мои первобытные порывы были сглажены внезапной покорностью Джея, и у меня осталось только одно желание: погрузиться в его тугую, горячую глубину. Я вбивал себя, не сдерживая, быстро, жестко, подчиняя. Я впитывал образ извивающегося полуголого Джея, чья тонкая талия была все еще затянута в корсет. Его длинные волосы разметались черными волнами по простыне, глаза наполнились слезами, а яркие губы шептали, словно в бреду, да только слов мне было не разобрать.
Мой, мой, мой, он только мой! И я ставил на нем свое клеймо, подчинял тело резкими толчками, зная, что мой любимый Гаденыш испытывает сейчас немыслимую смесь боли и наслаждения.
Джей выгнулся в последний раз, и я склонился над ним, заглушая крик поцелуем, и отпуская себя вслед за ним, содрогаясь телом, проливаясь внутри любимого существа...
- И за что я только тебя люблю? – прошептал Джером, когда я слизывал его слезы.
Я перекатился на спину, укладывая его поверх себя. Ярость ушла, осталась только нежность.
- Мой, – выдохнул я, вкладывая в одно только слово все, что чувствую к своему нежному бесу.
Следующее утро мы встретили с синяками: у Джея распух правый уголок губ, и щека переливалась всеми оттенками красного и синего, у меня же подбородок расцвел примерно в тех же тонах.
Граф был… «удивлен» – это не то слово. Джей предоставил мне право объяснить, откуда у нас на лицах эти художества. Мелкий засранец. Понимаю, маленькая, но такая приятная месть.
Мне удалось убедить графа, что все травмы были получены в результате боксирования. Отец Джерома был весьма недоволен этим обстоятельством и попросил меня впредь быть осмотрительным и не бить в полную силу, а Джерому посоветовал крепче держать удар.
Ну, конечно же, мы все так и сделали. Особенно я – не бил до синяков.
Кстати об ударах, я пояснил барону простым английским языком, что если он будет и дальше докучать Джерому своим обществом, то я отправлю его великосветскую задницу к праотцам.
Торнфильд понял, он вообще оказался очень понятливым. Наверное, именно поэтому за один только месяц на меня было совершенно пять покушений. Когда я отправил ему в качестве презента «улыбающуюся» от уха до уха голову пятого наемника, покушения прекратились. Я знал, что мы быстро найдем общий язык. Аха, с полуслова понимаем друг друга.
апрель 1885 год
Мы ужинали в столовой, когда вошел Томас и известил нас о том, что меня ожидает гость. Я был немало удивлен, обнаружив в холле Роджера, верного слугу Фаррела. Этот, не молодой уже, мужчина был слепо предан моему бывшему опекуну и то, что он пришел за мной лично, не предвещало мне ничего хорошего.