- Изнасиловал? – вырвалось у меня болезненное.
- Нет, не насиловал он его, а соблазнил, – устало повторил отец.
Вот оно как… Значит Уильям был не против…с собственным отцом… Это страшный сон?
- Почему я до сих пор никогда не видел твоего брата? Где он?
Тишина нарастала, натянулась между нами, зазвенела, как струна.
- Он повесился, когда ему было пятнадцать.
Меня будто снегом растерли: холодно, мурашки, сжимающие почти до боли кожу, а потом невыносимый жар.
Отец резко развернулся ко мне, схватил за плечи и заговорил быстро, горько, глотая слезы:
- Я думал, что уберегу своих детей от этого Ада, поэтому увез молодую жену в Индию. Когда ты родился, я настоял на том, чтобы скрыть этот факт от всех родственников. Отец слал письмо за письмом, с мольбами вернуться, но я игнорировал их, даже тогда, когда заболела твоя мать из-за неподходящего её здоровью климата. Я хотел уберечь тебя!!! Я сгубил жизнь Эмили… Но одно письмо я, все же, не мог уничтожить и остаться равнодушным. В нем говорилось, что моя мать на грани и хочет видеть меня. И в этот раз, я поддался своему эгоистичному желанию и не подумал о тебе.
В моей голове мысли метались и сталкивались, превращаясь в «кашу». Эмоции зашкаливали: жалость, отвращение, страх смешались в гремучий коктейль.
- Поэтому Вы переодели меня в девочку? Потому что боялись, что дед погубит меня, как и Уильяма?
Отец тяжело вздохнул и потер виски пальцами – верный признак начинающейся мигрени.
- Да. Но когда мы приплыли в Англию, то я вскоре понял, что он сам себя наказал, потому что слишком тяжело пережил смерть Уила. Мама умерла еще до нашего отъезда из Индии.
Он снова замолчал, а я не торопил, стараясь не спугнуть его откровенность.
- К сожалению, я уже ничего не мог изменить в отношении тебя, все знали, что у меня дочь. А мне не хватило смелости изменить это из-за страха, что раскроется причина смерти брата. Думал, что разоблачение одной лжи, повлечет за собой другое.
- Ты бы застрелился, если бы я не вошел?
Тоже оставил бы меня одного, как Дерек? Оставил бы тет-а-тет с проблемой?
Мне не понять этого, я хочу жить и буду бороться.
Когда он едва кивнул, я сказал:
- Я выйду за барона!
Решение было простым и единственно верным.
- Святые угодники, что ты говоришь?! Как ты можешь?! – застонал отец, закрывая лицо руками.
Я убедил его.
На мне белое платье и я перед алтарем, священник соединяет меня узами брака с человеком, чей взгляд, обращенный ко мне, безумен.
О том, что этот брак – фарс, знают не многие из присутствующих, а я… я, кажется, переоценил свое душевное здоровье.
Все как во сне: не реально, размыто, звуки доносятся сквозь «слой ваты»…
Не сойти бы с ума…
Барон дал свое согласие, теперь моя очередь.
«Берешь ли ты в мужья…». Нет!!!
- Да, – решают за меня губы.
- Объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту…
Придушенный вскрик, глухой удар упавшего тела, нарастающий гул. Что происходит?!
Отец все-таки сбежал от действительности.
А вот мне её не избежать…
Мои глаза уже давно прикованы к надписи на надгробье в фамильном склепе: Альфред Энтони Грей, 20 февраля 1840 – 30 июля 1885 гг…
Томас вроде говорил про жаркое лето. Я кутаюсь в черную шаль… мне теперь всегда холодно…
Глава 11
Джей
Океан…
Он прекрасен, особенно в южных широтах: сплошь синь и бирюза. Его величие и мощь давят, заставляют чувствовать себя песчинкой на дне его, вызывают священный трепет, от которого по телу проносится изморозь и тело покрывается мурашками.
Океан…
Величественный…
Он не дает мне сойти с ума, уже несколько недель приковав мое внимание к себе. Или, может, наоборот я все-таки болен? Ведь смотреть по несколько часов к ряду на воду – это разве не признак сумасшествия? Я словно в анабиоз впал: почти не реагирую на внешние раздражители, меня хватает только на то, чтобы приветствовать кивком головы встречающихся на палубе пассажиров. И то ненадолго. Я ухожу в нос парохода и перестаю воспринимать окружающих. Есть только я, изменчивые берега и ОН – океан.
Северная прохлада сменилась жарой, серое небо – лазурью, легкими облаками и ярким солнцем. Особенно тяжело было пересекать экватор, когда стояла такая немыслимая жара и высокая влажность, что одежду можно было выжимать. Марта уговаривала меня сменить на время черные костюмы на белые одежды, или хотя бы блузку одевать светлую.
Но я не могу. Внутренние рамки держат меня крепко.
Я в трауре и точка.
Торнфильд не трогает меня пока. Неужели он столь благороден и уважает мое горе?
Не знаю…
Мне страшно даже подумать, что будет, когда его благородство исчерпает себя… Меня совсем не привлекают другие мужчины, только один...
Нет, я не думаю о нем! Не думаю…
Берега. Подумаю о них, об их изумрудной зелени и песчаных пляжах. Пусть жарко, зато глаз не отвести, а мне это и нужно, чтобы не вспоминать.
Чем ближе к Порт-Ноллоту, тем легче дышать, не так невыносимо жарко.
Я почувствовал, как к моим ногам прислонилось что-то. Это Вик прижался почти всем телом, вывалив розовый язык. Душно ему с такой-то шерстью, но что поделаешь, оставить его в Англии я не смог. Забрал.
Мое внимание привлекли стальные дуги с острыми плавниками взрезавшие волны. Дельфины эскортом сопровождали нас, показывая дорогу в новый мир. Да, именно – новый мир, не дом. Мое новое пристанище – Йоханнесбург в Южной Африке.
Суета порта и чернокожие аборигены, вот что бросилось мне в первую очередь в глаза по прибытию. Хотя чернокожие – это преувеличение, скорей кожа у них цвета молочного шоколада. По пути сюда я видел людей с действительно черной кожей.
Мы окунулись в водоворот тел и запахов, причем не все они были приятными. Марта не могла согнать чувства гадливости с лица, а уж при виде слонов и верблюдов выглядела как эпилептик перед припадком: глаза навыкате и рот свело судорогой. Мне же видеть слонов приходилось в Индии, поэтому я не был столь удивлен, но вот верблюды вызвали неподдельный интерес. Как я понял, их использовали не только, как вьючных животных, но и как ездовых.
Мы отправились вглубь континента обозом и, к великому облегчению Марты, не на слонах, а в фургонах запряженных лошадьми. Викинг заливался лаем, прыгая вокруг местных тварей, выделенных нам для перевозки багажа, но пес так и не удостоился вниманием ни от слонов, ни от верблюдов. Угомонившись, он запрыгнул в повозку и лег у меня в ногах, тяжело дыша и поглядывая одним видимым мне глазом.
- Жарко, дружище? – он поднял лобастую голову, взглянул на меня осуждающе, мол, куда меня притащил? – А кому сейчас легко, Вик, терпи?
Путешествие было не из легких. Было жарко, но терпимо за счет прохладных ночей. Для меня отдушиной было разнообразие ландшафта: то рыжая равнина и пустыня, то горы и водопады в окружении зелени. Невообразимое количество живности, которая приводила Марту в невменяемое состояние. Наши темнокожие провожатые предупредили нас, чтобы мы не выходили по ночам за пределы разбиваемого лагеря, так как тварей, способных причинить вред человеку тут пруд пруди. Марта это расценила, как повод не слезать ночью с повозки вообще, хоть её и уверяли, что где костры и копыта – змей, скорпионов и других ползающих гадов не будет.
Ближе к Йоханнесбургу слоны и верблюды отстали и к месту мы подъезжали, имея в обозах только фургоны. Что я могу сказать о месте, где расположился Йоханнесбург? Оно прекрасно, я влюбился с первого взгляда: широченная река, рыжие горы, водопады на «любой цвет и вкус», ненавязчивая, но сочная возле воды растительность и плюс – колоритные зулусы – местное племя.
Что я могу сказать о самом Йоханнесбурге? Нууу, с «бургом» это они пока погорячились. С десяток миниатюрных английских особнячков и странные домишки, собранные из камня – вот, собственно говоря, и весь «бург».