болезненных геморроидальных наростов. Вот такое оно, это увлекательное приключение, которое мы
называем «средним возрастом».
Старение. Годы. Мы смеемся и жалуемся. Сопротивляемся, но не можем воспрепятствовать. А вслед за шутками и
морщинами на лице в голову приходят действительно серьезные мысли: что случится, когда мы умрем? Просто уснем? Или
наконец по-настоящему проснемся?
Меня как служителя церкви часто просят произносить речи на похоронах. Мне уже даже не надо спрашивать
родственников усопшего, что они хотят от меня услышать. Я и сам знаю. Конечно, пару вопросов об умершем я все-таки
задаю, но никогда о том, что я должен сказать. Я знаю, что говорить.
Люди хотят услышать, что Бог думает о смерти. Они хотят услышать ответ на свой самый страшный вопрос: а что там, за финишной чертой. Им не интересно мое мнение. Им не нужны философские трактаты или исследования ученых. Они хотят
знать точку зрения Бога. Если бы Сам Иисус был здесь, у изголовья гроба, посреди этого кладбища, что бы Он сказал?
И вот под покровом людской печали я оглашаю мнение Господа. Рассказываю о хвалебной речи, произнесенной
Иисусом в собственный адрес. Ученики же не знали, что это был Его последний путь. Никто не знал. Но все случилось именно
так. Он понимал, что видит заход солнца в последний раз. Знал, что смерть придет за ним утром. И поэтому говорил о
смерти. Вот как Он начал:
Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. А если
бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду
опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Иоан. 14:1-3).
Какое заявление! Доверьте Мне свою смерть. Когда пойдешь в могилу, не переживай, — просто доверься Мне! Такое
впечатление, что у Бога какое-то несерьезное отношение к смерти. Он разговаривает, как механик с клиентом в мастерской.
«Да, двигатель нуждается в капитальном ремонте, но не волнуйся, я все сделаю». Нам это кажется чем-то непостижимым.
Ему — пустяком.
Следующим вечером я сделал то, что любой родитель делает сотни раз: я отнес на руках свою дочь в кровать.
Пятилетняя Сара уснула на полу, я поднял ее, отнес в ее комнату и уложил в постель. Зачем? Я просто знал, что пришло время
сна. И что ее сон там наверху, в ее комнате, будет гораздо лучше, чем внизу, в гостиной, на полу.
Не творит ли Бог нечто подобное? Не приводит ли Он нас в место отдыха, созданное специально для нас? И поэтому
для Него смерть совсем не трагедия. В Божьем расписании конец существования тела — начало настоящей жизни.
Представь, что сестры Сары воспротивились бы моему намерению уложить ее в кровать. «Не забирай. Нам ее будет не
хватать! Оставь ее здесь, чтобы мы были все вместе!»
Что бы я ответил? «Но ей будет гораздо лучше в ее комнате. Да к тому же вам и самим скоро уже пора в постель!»
Забирая нас домой, Бог поступает, как любой другой отец. Он приводит нас в место отдыха. В место, которое Он
«приготовил» нам. Небеса ведь собраны не на конвейере. Все-таки ручная работа. Сделано на заказ.
Недавно я решил побаловать себя и заказал пару рубашек у портного. Выбрал ткань. Мастер снял мерки. И через
несколько недель мне доставили рубашки, сшитые специально для меня. Вы знаете, огромная разница между этими двумя
сорочками и всеми остальными в моем гардеробе. Когда портной шил эти рубашки, он думал только обо мне. А остальные
были произведены для сотен тысяч мужчин, имеющих тот же размер что и я. А эти две — специально для меня.
Они подходят мне просто идеально! Не висят на мне. Не жмут. В самый раз. Таковы обетования Небес. Бог творил их, думая только о тебе. Иисус приглашает людей наследовать «Царство, уготованное вам от создания мира» (Мат. 25:34).
Вся проблема лишь в том, что этот мир скроен не по небесным лекалам. Он сшит не по нашему заказу. Мы созданы
для жизни с Богом, а на земле приходится жить верою. Мы созданы для вечной жизни, а здесь имеем право только на
мгновение. Мы созданы для святости, а этот мир утопает в грехах.
Этот мир сидит на нас, как рубашка, взятая напрокат. Небеса же подходят нам как нельзя лучше.
Кстати, я всегда думал: «Почему Иисус воскресил из мертвых так мало людей?» Исцелил сотни. Накормил тысячи. Но, насколько мы знаем, воскресил только троих: дочь Иаира, слугу сотника в Наине и Лазаря. Почему так мало? Может, потому, что знал, что не окажет им этим услугу? Может, потому, что добровольцев не нашлось? Может, потому, что уж если кто-то