трижды. И, выйдя вон, горько заплакал» (Лук. 22:60,61).
Слезы ведь тоже исповедание. Всхлипывания - признание вины. Петр вспомнил слова Иисуса и зарыдал.
Есть одна старая история о том, как император Фридрих Великий посещал тюрьму в Потсдаме. Он решил пообщаться
с заключенными, и те тут же принялись уверять монарха, что все как один невиновны. Жертвы, мол, системы. И только один
человек тихо сидел в углу.
Фридрих спросил его: «А ты кого винишь в своем нынешнем положении?»
«Ваше величество, - последовал ответ, - я сам виновен и заслужил это наказание».
Удивленный император тут же приказал начальнику тюрьмы: «Немедленно выведите отсюда этого преступника, пока
его присутствие не развратило всех этих невинных людей».
Правитель и нас может освободить, если мы признаем свою вину.
Мы оказываем сами себе медвежью услугу, оправдывая собственные поступки и извиняя свои грехи. Не так давно моя
дочь Андреа засадила занозу в палец. Я тут же потащил ее в ванную, вооружившись пинцетом, мазью и бинтом. Увиденное
ей не понравилось. «Папа, я согласна только на бинты».
Порой и мы себя ведем также. Приходим к Христу в грехах и хотим, чтобы Он лишь покрыл их. Пытаемся избежать
процедуры лечения. Хотим спрятать грех. И как вы думаете, Бог, даже по Своей великой милости, сможет исправить то, что
мы скрываем? «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи
наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Иоан. 1:8,9).
Обратиться к Богу не то же самое, что обратиться к Санта-Клаусу. Деточка устраивается поудобнее на коленях у
Санты, а тот, ласково потрепав ее за щечки, интересуется: «Ну, хорошо ли ты вела себя все это время, моя девочка?»
«Хорошо», - хихикает та. А потом объявляет, что ей хочется получить на Рождество и сползает вниз. Это игра. Детство.
Никто ведь всерьез не верит в Санту. Такое может пройти в магазине игрушек, но с Богом такое не проходит.
Так как же Бог может исцелить то, в чем мы не признаемся? Как Он может прикоснуться к тому, что мы скрываем? Как
Он может простить нас за то, за что мы не просим прощения?
Есть такое слово: вина. Не его ли мы все избегаем? Вина. Не его ли ненавидим? А в чем же вина виновата? Разве не для
того она придумана, чтоб мы умели отличать правильное от неправильного? Чтобы стремились быть лучше, чем есть сейчас?
Чтобы знали: есть страна с высшим законом, а сами мы происходим из страны с законами низкими? В этом и есть смысл
чувства вины: мы сожалеем, что обещали Богу одно, а сделали совсем другое.
Чувство вины - это нервное окончание нашего сердца. Оно заставляет нас отскочить назад, когда мы уже слишком
близко находимся к огню. «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению» (2 Кор. 7:10).
Нет никакой трагедии в том, чтобы чувствовать вину. Трагедия в том, чтобы ее не чувствовать.
Петр поймал на себе взгляд Иисуса, и его сердце наполнилось сознанием вины. А если бы Петру не пришлось пережить
это чувство? Если бы он отрицал, отвергал, извращал свой грех?
Если бы так никогда и не поднялся со дна пропасти? Сколько бы проповедей не было проповедано? Сколько бы жизней
не изменилось? Сколько бы посланий к церквям так и не было написано?
Если бы Петр не пережил чувство вины, он бы никогда не провозгласил благодать Евангелия в день Пятидесятницы!
Если бы он не поднялся из того ущелья, он бы никогда не рассказал людям о Христе!
Сколько же нерассказанных свидетельств покоится в глубоких каньонах в наши дни? Сколько жизней чувство вины
сделало бесплодными? Сколько наших сестер и братьев лежат в тени высоких скал и не знают, как найти дорогу наверх?
Петр покажет вам дорогу.
Обрати внимание, в этой истории про Петра присутствует огонь. Первый огонь — костер отречения. Второй — огонь
откровения. Первый создан людьми. Второй — Христом. У первого Петр отрекся от Иисуса. У второго исповедал Его
Господом.
Что же помогло ему преодолеть это расстояние? Как Петр добрался от огня отречения до огня откровения? На этом
пути было два события. И оба очень важны. Если бы Петр начал лить слезы, но не обратил внимания на крест, он бы так и
остался в состоянии отчаяния. Если бы увидел крест, но подавил рыдания, пребывал бы в состоянии надменности. Но
пережив и то и другое, он познал искупление.