А самое замечательное, что Он пошел впереди нас и вместе с нами. Он и первопроходец, и попутчик. А когда мы
устаем, нам всего-то надо прислушаться к Его голосу. У Него даже есть специальные обетования, чтобы удержать на пути.
Вот одно из самых сильных:
«В доме Отца Моего обителей много».
Какая нежная фраза. В доме мы находим отдых, безопасность, тепло, еду, постель, место. Но это не просто какой-то
дом. Это дом нашего Отца.
Все мы знаем, что такое чужой дом. Может, вам случалось жить в общежитии или армейской казарме. Спать в
дешевых отелях или молодежных лагерях. Там есть кровати. Есть столы. Можно найти еду и тепло. Но это уж точно не «дом
Отца».
Дом Отца там, где Сам Отец.
Ты помнишь голос своего папы? Как он приходит с работы и кричит тебе что-то прямо с порога? А ты в это время
сидишь где-то у себя в комнате. Некоторые из вас помнят. Для многих эти воспоминания приятные.
У других таких воспоминаний нет. Однако они могут появиться. «Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь
примет меня» (Пс. 26:10).
Отец готовит тебе место. Там много комнат. Там просторно. И отдельные хоромы для тебя. Добро пожаловать!
На земле тебе не всегда бывают рады. Нам порой кажется, что нам вообще здесь нет места. Люди знают, как дать нам
почувствовать себя нежеланными. Жизненные трагедии формируют в нас комплекс незваного гостя. Чужака.
Контрабандиста.
Так и есть. Это ведь не наш дом. Поэтому какая же это трагедия, что нас здесь не ждали. Наоборот, это нормально.
Мы же не у себя. И язык, на котором приходится изъясняться, нам не родной. И тело, в которое мы облечены, не наше. И
мир, в котором мы живем, чужой.
Наше время еще не наступило.
Когда же наступит, наш старший Брат придет за нами и заберет нас домой. «А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду
приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я»
(Иоан. 14:2,3).
Первое предложение довольно любопытно. «А если бы не так, Я сказал бы вам...» Зачем здесь эта фраза? Он что, увидел сомнение в сердце учеников? Прочитал немой вопрос на их лицах? Я не знаю, что Иисус увидел в них, но знаю, что Он
видит в нас.
То же, что же видит бортпроводница, проводя с пассажирами предполетный инструктаж безопасности.
То же, что видят врачи, требуя от своих пациентов, чтобы те бросили курить.
То же, что видит проповедник, сообщая прихожанам церкви, что каждый из них однажды умрет, а кто-то, может быть, даже сегодня.
«Да-да, конечно. Хотя, скорее всего, этого все-таки не случится».
Мы не произносим этих слов. Мы думаем их про себя. «Конечно, самолет может упасть, но вряд ли именно этот. Я
лучше почитаю журнал. Конечно, люди умирают от рака, но вдруг я не умру? Поэтому еще несколько затяжек... Конечно, умереть можно в любой момент, но уж не сегодня...»
Уильям Нельсон был бригадным генералом в годы Гражданской войны за независимость США. И хотя каждый день он
смотрел смерти в лицо, к своей он совсем не приготовился. Никому не известно, о чем он думал, мчась с одной битвы в
другую. Может, был слишком занят своей жизнью, чтобы готовиться к смерти.
Но однажды все изменилось. Он и его офицеры выпивали в каком-то заведении. Между присутствовавшими началась
ссора, и в ходе выяснения отношений генерал получил пулю в грудь. Понимая, что умирает, он просил лишь об одном:
«Пошлите за священником».
Что произошло? К чему такая спешка? Он что, узнал вдруг о Боге что-то, чего никогда раньше не слышал? Нет. Он узнал
нечто новое о самом себе: смерть была совсем рядом. И вдруг только одно стало для него иметь значение.
Почему до сих пор это было не важно? Разве он не мог воззвать к Богу неделей раньше или хотя бы утром того же
дня? Конечно, мог. А почему не сделал? Почему спасение вдруг стало таким важным после выстрела, но было как будто
«факультативным» до того? Почему он откладывал решение принять Христа до смертного одра?
Понял видно, что пришло время.
Опасное промедление. «Научи нас так счислять дни наши, — молился Моисей, — чтобы нам приобрести сердце
мудрое» (Пс. 89:12).
Какой страх наполняет человека, когда конец близок, а Он к нему не готов!
Какой страх, должно быть, наполнил моряков экспедиции Франклина, когда они поняли, что заперты в ледовом плену.