Тоненькая папка в академии Олбрайт — вот и все его достижения. Конечно, раньше он и помыслить не мог, что сейчас это так усложнит расследование его убийства.
Пока вы живете, вы не думаете о смерти с такого ракурса. Тодд всего лишь надеялся, что все, что он делал при жизни, помогало ему перетерпеть старшую школу.
За исключением одной ошибки.
Совершенной в последний вечер его жизни, когда он вышел из дома в 20:30.
Тодд пытался вспомнить, как тогда выглядела мама. Она устроилась на диване с пакетом фисташек, чтобы посмотреть любимую передачу о преступлениях в небольших городах.
— Там холодно, — сказала она. — Возьми варежки.
Тодд вышел из дома. И остановился в конце вымощенной камнями дорожки. Он знал, что из окна мама наблюдает за ним. Падал снег. Тодд потряс варежками, чтобы мама их увидела. Варежки Тодд связал себе сам, но в школе он всегда прятал их в карманах.
Тодд повернул налево и пошел по тротуару к автобусной остановке.
Кинотеатр «Ревью» по вторникам не работал. Мама Тодда об этом не знала.
Что-то тем вечером шло не так. Может, Тодд просто нервничал. Он помнил чувство в животе, словно внутри него был снег.
На улице оказалось холоднее, чем он предполагал. Его тело словно пронзали тысячи ножей. Тодд помнил, что очень глубоко дышал, заглатывая столько холодного воздуха, сколько мог, будто пытался наполниться им изнутри, чтобы взбодриться.
«Просто расслабься, ладно?»
Гриви включила радио. Играла группа «Лед Зеппелин». Дэниелс закатил глаза.
— Сначала сигареты, потом это. Даю тебе десять минут на это дерьмо и переключаю.
Гриви закусила губу.
— Думаешь, это простое совпадение, что он оказался в парке? Такой симпатичный паренек? Один ночью? Что, просто искал себе компанию?
— Симпатичный? — удивился Дэниелс.
Тодд никогда не считал себя симпатичным, но, когда умираешь, узнаёшь о себе много нового. Правда, сделать с этим уже ничего нельзя.
— Ну, знаешь, юный, — пробурчала в ответ Гриви.
— Юный, — повторил Дэниелс, тормозя на светофоре.
Гриви выкинула окурок в окно.
— Думаешь, он оказался в парке случайно?
— Нет, — ответил Дэниелс и резко дал по газам. — Не думаю.
Джорджия. Где ты был тем вечером?
Сегодня после уроков Кэрри стояла, облокотившись о мой шкафчик. В руках у нее был черный кожаный рюкзак, весь в очень модных потертостях. Она держала его так же, как держала все свои дорогущие вещи: будто до них ей нет дела. Вокруг ее шеи в два оборота был накручен жемчужно-серый шарф, который гармонировал с ее, убеждена, очень дорогой жемчужно-серой курткой.
Если повязываю шарф я, то выгляжу словно меня душат. Не знаю почему.
Пока она подходила к моему шкафчику, я быстро проверила, нет ли у меня на лице странного выражения, которое я порой на нем замечаю.
— Эй, сегодня пятница, — начала Кэрри. — Выходные. Большие планы?
— Эм, — выдала я. — Нет.
— Может, по кофе?
Я запихала бесчисленные пакеты из-под попкорна (водится за мной этот грешок) в шкафчик, чтобы они не высыпались на пол, достала свою безразмерную фиолетовую дутую куртку, пропахшую тем самым попкорном, и закрыла шкафчик на замок.
— Конечно.
Мы взяли кофе и пошли в парк, где было найдено тело Тодда Майера.
Это был максимум активности, на который я была способна. С тех пор как умер Тодд, я думала о нем постоянно. А еще я вчера три часа подряд смотрела «C.S.I.: Место преступления», и теперь мне очень хотелось узнать, что там в парке.
На уроке биологии я подслушала трех девчонок, которые обсуждали, что после случившегося с Тоддом они больше не могут в нем гулять.
Слушая их, я думала: «Девочки у нас в школе, конечно, очень и очень глупые».
И вот я здесь. С одной стороны, попасть в парк почему-то казалось мне дико важным, а с другой — именно это и сделала бы любая старшеклассница. Ведь часто бывает так, что нашими поступками управляет желание сделать что-то особенное. И тут до меня дошло, почему наш приход в парк был настолько значим.
Потому что там кто-то умер.
Солнце садилось. Или уже село. Сложно было сказать, потому что небо стало серым, как ластик, как всепроникающее небытие.
Самой светлой была земля, этот гладкий купол хрустящего белого снега. У подножия холма щетинились деревья, словно толстые черные волоски.
— Я слышала, что дама, в честь которой назвали парк, специально приводила сюда своих собак покакать, чтобы они не гадили на ее шикарном заднем дворе, — сказала я, хрустя снегом. Не помню, откуда я это взяла. Может, Марк мне рассказывал?