Вот почему много месяцев спустя, зимой, на уроке французского, Кэрри перегибается через парту, которая стоит вплотную к моей (как и все парты в нашем классе), и улыбается. На полях она нарисовала две головы с надутыми щеками.
— Видишь? Deux[2] человека вместе жуют жвачку.
— Это просто deux человека, — замечаю я. — С чего ты взяла, что они жуют le gomme?[3]
Кэрри кивает.
— Точно.
Она пририсовывает большой пузырь рядом со ртом одного из персонажей и проводит линию от пузыря ко второй голове. И снова улыбается. У нее очень ровные зубы.
— Вот, — говорит она, постукивая ручкой по рисунку.
— Окей, теперь понятно, — отвечаю я. — Bon[4].
Мадам де ла Фонтен возвращается в класс после десятиминутного отсутствия (это в порядке вещей, готова поспорить, что, пока мы составляем «лё глаголы», она выбегает за школу выкурить «лё сигарету»).
— Les filles[5], — обращается она к нам, откашлявшись.
Мадам де ла Фонтен — самый молодой педагог в школе имени Святой Милдред. У нее длинные светлые волосы, иногда она носит джинсы с какой-нибудь необычной футболкой и пиджаком, что смотрится очень не по-учительски, как по мне. Выглядит она порой так, будто на жизнь зарабатывает где-то еще, а не в школе. Хотя, возможно, это всего лишь предубеждение, посеянное в наших головах всеми теми учителями, которые не вылезают из полиэстеровых платьев в цветочек и колготок, кажущихся им единственным приемлемым вариантом одежды.
А еще я люблю мадам ДЛФ, потому что она почти никогда не повышает на нас голос, и это очень ценно.
Сейчас она подошла к своему столу и не прекращает крутить обручальное кольцо вокруг пальца.
— Les filles. Случилось нечто, я знаю, что некоторые уже обсуждали dans les messages texte[6] за обедом. И новости очень печальные, поэтому школа решила сделать официальное заявление. Пожалуйста, отложите ваши ручки и карандаши.
Кэрри кладет ручку на стол с едва слышным щелчком.
Тут же кто-то за моей спиной шепчет:
— Какого-то пацана убили.
Но мадам де ла Фонтен этого не слышит. Она вытягивает руки по швам, пытаясь перестать крутить обручальное кольцо, словно это несолидно.
— Мальчик. Мальчик из академии Олбрайт, которого некоторые из вас наверняка знали, был найден… мертвым. Его звали… Тодд Майер.
…
Никогда о нем не слышала.
Некоторые девочки в классе прикрывают рты ладонями. Некоторые явно чувствуют облегчение, потому что уже знали, что какого-то мальчика убили. Одна девочка выглядит так, словно ее вот-вот вырвет.
Еще одна сидит рядом со мной и все время вздыхает:
— Бог ты мой! Бог ты мой!
И непонятно, действительно ли эти девочки знали Тодда Майера или просто решили привнести драмы, потому что ученицы школы имени Святой Милдред особенно к ней склонны. Например, однажды во время землетрясения трех девочек отправили домой с паническими атаками.
Амплитуда колебаний составила порядка 0,0004 балла. По сути, земляной выхлоп. Но одна из девочек потеряла сознание, и ее пришлось везти в больницу.
Возможно, вы скажете, что все девчонки — слабачки, но нет, эти же самые девчонки играли до сломанных костей на хоккейном льду, так что все не так просто.
Мадам де ла Фонтен говорит, что произошедшее — трагедия и она поймет, если кому-то нужно будет обратиться в медпункт.
Как всегда, Лена и еще одна девочка моментально поднимают руки.
— В этой академии учится мой брат, — говорю я позже. Остаток французского я пробездельничала, да и потом не обращала на уроки никакого внимания. — В каком классе был тот парень?
Кэрри, как обычно, роется в карманах в поисках жвачки.
— По-моему, в двенадцатом.
— И Марк в двенадцатом, — отвечаю я.
Кэрри поднимает брови.
— О, точно, у тебя же брат учится в Олбрайт.
После уроков мы идем к фургончику с едой, на котором красуется странный портрет старика, целиком состоящего из картошки фри. Берем большую порцию напополам. Продавец напоминает человека, который способен изнасиловать тебя, если ты будешь в одиночестве разгуливать по парку. По крайней мере, я в этом убеждена, поскольку частенько смотрю «Закон и порядок». Там, кстати, рассказывали, как однажды человек умер оттого, что ему в зад засунули банан (понятное дело, это смертельно). Голова продавца похожа на папоротник, только вместо листьев — длиннющие седые волосы. Под носом у него усы, скорее похожие на старую щетку. Такие мог бы нарисовать на лице заскучавший пятилетний малец, а вот любой нормальный человек сразу бы их сбрил. Этот видок и делает его похожим на преступника.