Павлов постучал в калитку еще, на этот раз сильней. И калитка открылась. Засов слетел, повис на одном шурупе.
Максим не поленился, осмотрел засов. С мясом его вырвали. Возможно, Ямщиков ногой приложился или тот, кто оставил след подошвы на калитке. И без того хлипкий засов слетел с крепления, калитка открылась, что было дальше, Максим мог только догадываться. Вряд ли злоумышленник разнес будку; судя по всему, ее сломали уже давно, крыши-то нигде не видно. И хозяина вряд ли убили. Кто-то же вернул засов на место, вставил вырванные с мясом шурупы в старые гнезда. Создал, так сказать, видимость целостности, которую майор Павлов только что нарушил.
Собака не угрожала — Максим беспрепятственно прошел к самому дому. И там следы вторжения. Кто-то не так давно бил ногой в дверь. Все тот же след рельефной подошвы на дверном полотне. Но вряд ли злоумышленник добился своего. Дверь хоть и старая, но крепкая, из толстых, плотно подогнанных досок. И открывалась она во двор, и к дверной раме прилегала плотно, внахлест. А по-другому нельзя: во время дождя дверь заливало, и вода могла попасть в дом.
Дверь и сейчас вся мокрая, следы от рельефной подошвы едва заметны, смыло их. Максим пожал плечами, осматривая след. Дверь заливало, да, но вода подавалась не под напором, а тут как будто «Керхером» по доскам прошлись. Или даже тряпкой с автошампунем. И то не везде, а только по нижней части двери. Но это объяснимо. Нижнюю часть двери, стены по фасаду заливало больше, чем верхнюю.
Мокрая дверь. И наглухо закрытая. Вместо ручки кольцо из кованого железа, им и постучать в дверь можно, и внутренний засов с места сдвинуть. Ручка проворачивалась, засов клацал, но дверь не открылась. На ключ закрыта. Замочная скважина без декоративной планки, просто дырка в двери. Но заперто крепко.
Павлов постучал — никакой реакции. Дернул за ручку — никакого результата.
— А я сейчас полицию вызову!
Во двор через открытую калитку входила женщина в таком же дождевике, как и у Павлова, только куда большего размера. В одной руке хозяйственная, битком набитая сумка, в другой зонтик со сломанной спицей. Немолодая, далеко за пятьдесят, нос рыхлый, под ним на губе большая родинка с пучком волос на ней. Максим смог рассмотреть эту родинку, потому что женщина чуть ли не вплотную подошла к нему. И смотрела на него, не отрывая взгляда.
— Так уже полиция здесь. Майор Павлов! — Максим полез в карман за удостоверением.
— Не надо, верю.
— Да?
— Глаза у тебя хорошие.
— Да я и сам хороший, спросите у мамы, — улыбнулся Максим.
— А мама где?
— Далеко. Сами-то мы не местные.
— Да уж вижу… Пойдем чай пить, раз мама далеко.
— Э-э! — Максим указал на дверь.
Но женщина, качнув головой, повернулась к нему спиной и направилась к воротам. Чтобы продолжить разговор, ему пришлось идти за ней.
— А Шарьялов где?
— В город уехал.
— Давно?
— Первым автобусом.
— Автобусом? — Максим кивком указал на остановку, похожую на карточный домик.
— И он автобусом, и я автобусом. Вместе ехали.
Соседка свернула вправо, подвела его к третьему по счету дому. Одноэтажный, из белого кирпича, крыша новая, металлочерепица, во дворе идеальный порядок. И забор из профлиста, причем по всему периметру участка. Там же, во дворе, под навесом стоял новенький «Икс-Рей».
— Сын у меня так же далеко, — открывая дверь, сказала женщина. — В рейсе. Раньше по Волге ходил, а сейчас по Средиземному морю. — Тоже по маме скучает.
— Даже не сомневайтесь, — кивнул Павлов, глядя на забор, отделяющий один участок от другого.
Забор высокий, сплошной, дом Шарьялова практически не виден. И вряд ли Арина Ивановна, как он узнал, звали женщину, могла видеть Ямщикова, когда тот ломился в дом к Шарьялову. Надо бы к другим соседям зайти, там забор между домами «прозрачный», все та же сетка рабица. И кусты-деревья еще только покрывались зеленью.
В доме чисто, уютно, на кухне газовый котел, обогревающий весь дом. Арина Ивановна сначала включила его, а затем уже поставила чайник.
— Что-то холодно сегодня, — поежилась она.
— Дожди!
— Да уж!.. А вы, говорите, из полиции?
— Начальник уголовного розыска.
— А мы ехали, машины полицейские видели. Человек там на обочине лежит, женщина плачет. Сбили кого-то?
— Когда видели? Когда в город ехали?
— Да нет, в город ехали, не видели. Темно было.
— Когда первый автобус был?
— В пять тридцать. А к нам где-то без двадцати подъезжает.
Павлов кивнул. Примерно в это время сейчас и светает, но погода нелетная, небо обложено тучами. Да, темно еще было.