— Отнюдь не всех женщин, мама.
Ребекка холодно взглянула на нее своими зелеными глазами.
— О чем ты говоришь, моя милая?
Эдвард молча смотрел на Элизабет, словно что-то вычислял для себя в уме. В кои-то веки высокомерная улыбка не кривила его губы.
До нее вдруг дошло, что Ребекка ходила на те же рауты, званые вечера и ужины, что и Элизабет. И до нее тоже должны были доходить слухи, что у Эдварда есть любовница. Почему же ей она ничего не говорила? Почему приняла сторону зятя, поддерживая его деятельность, когда он превратил в посмешище их брачные узы и клятвы, произнесенные у алтаря?
— Женщины с улиц не будут получать медицинскую помощь, — пояснила Элизабет. — Они будут умирать, они и их дети. Они передадут заразу другим людям, и те тоже будут умирать.
— Этот закон унижает достоинство этих женщин, Элизабет, — резко возразила Ребекка. — Проститутки должны проходить обычные медицинские проверки. Женская стыдливость не должна подвергаться оскорбительному вагинальному осмотру.
Элизабет уставилась на мать, не веря своим ушам.
Она была в шоке. Ребекка никогда не называла части человеческого тела своими именами: «конечности» вместо «ног», «перси» вместо «груди», «половые органы» вместо «гениталий». Совсем не к месту Элизабет вспомнился «Благоуханный сад».
Шейх уважительно описывал женскую вульву, как чудо творения и красоты. А ее мать своими накрашенными губками говорила о женском теле, как о чем-то постыдном. А ее собственный муж…
Она пристально вгляделась в привычные черты.
Глаза Эдварда не выражали ни неодобрения вульгарности Ребекки, ни раздражения ее самодовольством. Он выглядел так, словно… женщины не интересовали его вообще. И она внезапно почувствовала, что если прямо сейчас, немедленно не завладеет его вниманием, то потом будет уже поздно, и его любовница одержит победу еще до того, как Элизабет хотя бы попытается соблазнить его.
— Мы с мамой могли бы остаться дома и пообедать вместе с тобой, Эдвард, — предложила она с откровенной настойчивостью.
Губы Эдварда скривились в привычной, ни к чему не обязывающей улыбке.
— Я знаю, как дорого тебе время, проведенное с матерью, Элизабет. Не стоит жертвовать вашим обедом ради меня.
— Но мне хочется, Эдвард, — безнадежно продолжала настаивать она.
— Мне нужно просмотреть еще много документов, Элизабет.
И несомненно «просмотреть» любовницу после вечернего заседания парламента. Это был вежливый отказ. Губы Элизабет упрямо сжались.
— Ну конечно. Мы не будем отрывать тебя от работы. Мама, ты готова?
Ребекка недовольно посмотрела на нее, прежде чем подняться.
— Да я уже час как готова.
На улице небо показалось еще более серым, чем унылый свет внутри дома. Темные облака угольного смога повисли над Лондоном. Элизабет охватила острая, почти болезненная тоска по свежему, согретому солнцем воздуху. Парламент прервет свою работу на Пасху. Может, они с Эдвардом смогут провести вместе каникулы. Ей вдруг пришло в голову, что они никогда не проводили каникулы вместе. Обычно она с сыновьями отправлялась на какой-нибудь модный курорт.
— Тебе следует нанять другого, более вышколенного лакея, Элизабет. Могу поклясться, что нынешний понятия не имеет о своих обязанностях.
Но в этот раз Элизабет осталась глуха к критике матери. Глядя на покрытых копртью лошадей и экипажи, заполонившие улицу, она попыталась представить себе своих родителей, сжимающих друг друга в страстных объятиях… но так и не смогла.
— Когда ты в последний раз видела отца?
— Твой отец чрезвычайно занятой человек. Так же как, впрочем, и твой муж, Элизабет. И не твое дело обсуждать их политическую деятельность. Тебя не для этого воспитали. Долг женщины — во всем поддерживать своего мужа. Любовь — это не театральная роль, требующая зрителей, это самопожертвование.
Элизабет повернула голову и встретила неодобрительный взгляд Ребекки.
— Так когда же ты все-таки видела отца в последний раз, мама? — повторила она.
Ребекка не привыкла, чтобы дочь допрашивала ее. Может, именно поэтому она все же ответила, хотя и с явной неохотой:
— В воскресенье. В воскресенье!
— Ты ничем не поможешь ни своему отцу, ни мужу, если будешь продолжать в том же духе. Завтра вечером мы приглашены на бал к баронессе Уитфилд. Барон выступает против твоего отца в вопросе о новом законе. И для нас очень важно завоевать их поддержку. В четверг ты выступаешь перед рядовыми Женского вспомогательного корпуса. Мы с Эндрю не сможем быть на обеде у Хэнсонов, так что вам с Эдвардом придется заменить нас. В субботу устраивается благотворительный бал. И я надеюсь, ты не свалишься в постель из-за недостатка внимания со стороны мужа.
Элизабет прикусила язык, чтобы не ответить грубостью. В жизни есть вещи поважнее политики. Но для ее матери и отца не существовало ничего другого. И сама Элизабет была замужем за человеком, следовавшим по их стопам. За исключением, конечно же, того, что Эдвард завел себе любовницу.
Экипаж с резким скрежетом остановился.
Ребекка не виделась с Эндрю три ночи и два дня. А может быть, отец тоже завел любовницу? Так вот почему Ребекка посвятила свою жизнь политике… потому что муж пренебрегал ею? Если Элизабет решительно не изменит течение своей супружеской жизни, скоро и ей, как сейчас ее матери, нечем будет заполнить свое время, кроме как болтовней о карьере мужа.
Глава 5
— У вас красивые волосы, миссис Петре.
Дверь тихо затворилась позади Элизабет, оставив ее в уютной атмосфере библиотеки. Никто до этого не делал комплиментов ее волосам.
Она поймала себя на том, что неосознанно протянула руку к непокрытой голове. Будь у нее красивые волосы, муж не был бы сейчас с другой женщиной. Черт бы его побрал! Эдвард опять не ночевал дома.
— У меня немодные волосы, лорд Сафир, — поправила она его холодно.
Мерцающий свет газовой лампы на массивном столе красного дерева периодически выхватывал из темноты мрачное лицо Рамиэля. Его волосы то казались золотистыми, то приобретали цвет созревшей пшеницы.
— Красота отражается в глазах смотрящего.
— Так же, как и «мужское достоинство».
Улыбка тронула уголки его рта. Он жестом указал на кожаное бургундское кресло.
— Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вы хорошо спали.
Держась очень прямо, Элизабет с высоко поднятой головой прошла к креслу. Полотняная рубашка и тяжелое шерстяное платье нежно терлись о соски, вызывая острое раздражение, напоминая о плотских желаниях, которые не положено иметь добропорядочной женщине. Но у нее они были, и именно они привели ее сюда, к этому мужчине, который может заполучить любую женщину, какую захочет. Она присела на краешек кресла, закипавший в груди гнев искал выхода.
— Спасибо. Это было совсем нетрудно после чтения второй главы.
Рамиэль вскинул голову.
— Вам не понравились рассуждения шейха «О женщине, заслуживающей похвалы»?
— Отнюдь. — Элизабет с трудом стягивала перчатки с рук. — В конечном счете в ней изложено то, о чем мечтает любая женщина.
В особенности женщина, которая, судя по всему, уступает своего мужа любовнице.
Лорд Сафир налил кофе в фарфоровую чашку с голубыми прожилками. Клубящийся пар создал эфемерную завесу между ними. Он плеснул в чашку воды.
— Вы не согласны с шейхом, миссис Петре?
— А вы, лорд Сафир?
Привычным жестом Рамиэль подал ей чашку с блюдцем.
— Я согласен, что ничто по-настоящему стоящее легко не достается.
Это был не тот ответ, на который она рассчитывала. Элизабет схватила чашку и поднесла ее к губам.
— Подуйте сначала, миссис Петре. Элизабет подула и, не замечая, что жидкость обжигает губы, сделала два глотка.
— А что вы думаете о замечании шейха по поводу качеств, которые делают женщину достойной похвалы?
Плюнув на хорошие манеры, Элизабет так резко поставила блюдце на стол, что расплескала кофе. Пока она копалась в своих записях, слышался только шорох перелистываемых страниц.