Линда Бартелл
Нежный негодяй
Благословляю сладость первой боли,
И в сердце, и в судьбе переворот,
И стрел любви рассчитанный полет,
Когда отбить удар не в нашей воле.
Пролог
— Спаси его, Маддалена!
В тишине ночи слова прозвучали негромко, но настойчивость, с которой произнес их принц Монтеверди, глядя прямо в глаза пожилой женщине, придавала им вес.
— Обещаю тебе все в пределах моих возможностей.
Сверкнула молния, ее ослепительный огненный узор на какое-то мгновение превратил ночь в день, как будто само небо подкрепляло обещание принца.
Гроза ушла, оставив после себя только редкие вспышки молний и приглушенный рокот отдаленного грома. Мерцающий костер неясно освещал фигуры четырех человек.
Внезапно налетел ветер. Оживший огонь выхватил из тьмы лицо цыганки, окрашивая его в розовато-золотистый цвет, на резких, все еще красивых чертах заплясали тени, странные ярко-голубые глаза засияли, как два сапфира.
Дюранте де Алессандро опустил взгляд на раненого слугу, лежавшего между ними на одеяле.
— Ты должна спасти его, — с отчаянием тихо повторил он, глядя в ее глаза.
— Si, principe[2], а потом меня сожгут за колдовство, — она говорила с сильным цыганским акцентом.
— Фу! — усмешка исказила приятные черты принца. — Ты, конечно, должна знать, что я не суеверен, мой брат Витторио — тоже, — он кивнул в сторону второго мужчины. — Никто не узнает, как ты это делаешь, даю слово Алессандро, а если кто-то заинтересуется, ты будешь под моей защитой.
Раненый, лежащий на боку, тихо застонал, его темные ресницы дрогнули и снова замерли. Он вздохнул, не открывая глаз.
Данте почувствовал, как холодок страха коснулся сердца. Аристо умирал. Врачи Флоренции ничего не могли сделать, только качали головами, признавая свое бессилие. Но Аристо сам подал надежду своему хозяину.
— Мад-да-лена, — прошептал он, — Zingara.
Конечно, Маддалена была одной крови с Аристо — цыганка. И вот он здесь, со своим братом, буквально выпрашивает помощь у женщины по имени Маддалена.
— А почему ты хочешь спасти этого человека? Он ведь был лакеем зловредного епископа Флоренции. Человека, который тогда мог бы убить тебя и твою жену?
— Аристо спас мне жизнь, женщина. Неужели при твоей мудрости, твоем даре ясновидения, ты не понимаешь? Он спас от епископа la principessa[3]. Потом убил своего господина, чтобы спасти меня. Он хороший, смелый человек и нужен нашей семье. Аристо не должен умереть.
Цыганка пристально смотрела на него, будто хотела заглянуть в сердце, в самую душу. Принц уловил запах дыма и необычных духов. Ветер ласкал его лицо.
— Все, что в твоей власти, говоришь?
Данте взглянул на Аристо, подавив внезапное желание перескочить через костер и задушить эту женщину. Карлик наверняка Долго не протянет.
— Si.
Маддалена выпрямилась и подошла к лежащему Аристо. Склонившись над ним, осмотрела две кинжальные раны на спине.
— Тогда оставьте нас, сделаю все, что смогу. Пошлю за вами, если он будет вне опасности.
Данте хотел что-то сказать, но передумал. Тон был понятен — цыганка прогоняла их. Он медленно распрямился, взглянул еще раз на Аристо, повернулся и пошел к ожидающему его брату.
— Время пришло, Ваше Превосходительство.
Принц Монтеверди отложил перо и поднял глаза на маленького человека, возникшего напротив его стола. Несмотря на жутковатую манеру слуги появляться и исчезать почти бесшумно, Данте привык, что Аристо движется подобно тени, и не выразил удивления.
— Маддалена?
— Si, — дребезжащим голосом ответил слуга.
На какой-то миг принц уловил слабый запах розовой воды. «Боже мой», — он подавил улыбку, прикусив нижнюю губу. Но это все же лучше отвратительной асафетиды, которой раньше Аристо намазывал тело, чтобы отвратить зло.
Прежде чем Аристо успел ответить, Данте встал из-за стола. Солнце коснулось золотистых волос, очертило незаурядный профиль принца. Он подошел к Аристо. Контраст их роста и внешности был поразительным. Данте — высок и наделен чертами Адониса, слуга — карлик с заметным горбом и по-обезьяньи уродливым лицом.
Но теплые темные глаза говорили каждому, кто видел не только физический облик, что Аристо умный и добрый человек. Человек, который прошел ад и вышел из него живым. Человек, который не стал после этого хуже. Аристо покачал головой.
— Может, лучше, если бы вы дали мне умереть, principe, — спокойно сказал он. Данте помрачнел, его глаза сузились.
— Ну, ну, maestro[4]. Ничто не заставит меня пожалеть об обещании, данном Маддалене, а менее всего то, что ты живешь с семьей Алессандро в Кастелло Монтеверди.
Карлик покраснел от смущения и опустил глаза, чтобы вернуть спокойствие.
— Grazi[5], Ваше Превосходительство.
Данте положил руку на плечо Аристо.
— Теперь рассказывай. Что сказала Маддалена?
Карлик посмотрел в глаза хозяину.
— Она просит, чтобы вы дали клятву хранить в тайне то, что она расскажет… и ее просьбу.
Данте поднял брови, немного помолчал.
— Ты знаешь, в чем дело?
— Si. Но сначала я тоже поклялся хранить тайну.
— Очень хорошо… Клянусь именем Алессандро, что не открою того, что ты расскажешь мне, если таково желание Маддалены.
Аристо покачал головой.
— Боюсь, вы будете поражены, principe, — он помолчал, казалось, подбирая нужные слова. — Нелегко рассказать вам об этом, разве что поведать правду, какая ни есть. По крайней мере, правду по словам Маддалены.
Данте согласно кивнул.
— Похоже, за пять лет до своей смерти Джулиано де Медичи и дочь Маддалены Джиневра… она родила ему сына. Сама умерла при родах, заставив Маддалену пообещать не раскрывать, кто отец ребенка.
Кровь отхлынула от лица Данте.
— Сын Джулиано? — ошеломленно прошептал он.
— Она клянется.
Данте прислонился к столу, стараясь осознать значение новости.
— Почему же она до сих пор ничего не рассказывала?
Аристо пожал плечами.
— Похоже, до недавнего времени у нее не было подходящего случая. Кому цыганка могла доверить такой секрет, если не благородному человеку, поклявшемуся отплатить долг?
Данте нахмурился.
— Джулиано наверняка бы знал, если…
— Никто не знал, кроме Маддалены, Джиневры и той пары, что взяла ребенка на воспитание.
Дрожащей рукой Данте налил вина из графина, стоящего на массивном столе орехового дерева. Принц был заметно взволнован. Прежде чем выпить, он предложил вина Аристо, но тот отказался.
— Не могу в это поверить!
— Маддалена так и предполагала. Она просит, чтобы вы пришли в табор, когда вам будет удобно.
Данте резко, обернулся к карлику.
— Ты видел мальчика?
— Si, principe.
— И?..
— Вы должны увидеть сами, — ответил Аристо.
Снова Данте смотрел сквозь пламя огня на цыганку Маддалену. Маленькая изящная жаровня освещала вычурный интерьер деревянного фургона.
Было уже темно, когда принц прибыл сюда по просьбе Маддалены. Подъезжая к табору на белом жеребце, он замечал тут и там небольшие костры. До него доносился приглушенный шум голосов, но никто не приблизился, когда он остановился у фургона. Лай собаки, хныканье ребенка, шорох крыльев летучей мыши, промелькнувшей в листве деревьев, — все смешалось в единый шум. Дюранте де Алессандро, принц Монтеверди, поднялся по ступенькам, постучал в открытую дверь фургона и вошел, услышав приглашение Маддалены.
Он приехал, как и обещал, один не только потому, что должен сам увидеть мальчика, но и не хотел вызывать подозрения ни в отношении цыганки, ни в отношении ребенка.
На другой стороне табора кто-то затянул грустную любовную песню. Приглушенные мелодичные жалобы влюбленного вплывали через открытую дверь. Песню поддержали.